Деревня Пушканы

— Понимаете, этот подлец кабак устроил… — Перед лестницей проводник пушкановцев остановился и впервые повернулся к ним лицом. Сухонький, сморщенный, остроносый старичок с бегающими глазами и тонкими, бесцветными губами. На нем черное, как у ксендза, пальто с отложным воротником, на голове — маленькая, темная, круглая шапчонка. — Негодяй! — Старик воздел руки. И сползшие рукава обнажили неестественно бледные и костлявые руки. — Ну истинный негодяй! Под суд бы такого… Моих гостей совращает, а на меня составляют протоколы за то, что без разрешения спаиваю постояльцев меблированных комнат. Он виноват, а Болех плати. У Болеха кроватные места для приезжих и чай, а полиция штрафует Болеха за то, что в этом доме прохвост Стефаницкий под вывеской «столовая» держит кабак и спаивает каждого, кто войдет туда. Какое мошенство, какая несправедливость! И это потому, что Болех честный человек — не дает взяток полицейскому. Кинув осуждающий взгляд на застекленные двери заведения негодяя Стефаницкого, старик проводил пушкановцев на второй этаж. В сенях, а затем в низком коридоре на стенах висели керосиновые лампочки с пузатыми, густо закопченными стеклами.

— Прошу, паны! — Болех отворил дверь в самом центре коридора.

Маленькая, как мякинник, комнатка с тремя кроватями. У единственного окна — столик с двумя табуретками, за дверью — жестяная печурка. Шаткий, щелястый пол. Стены комнаты обклеены газетами, с которых навстречу вошедшим кричали их названия и заголовки над столбцами на русском, польском и немецком языках.

— Разве не шикарно? — Хозяин самодовольно выпятил грудь. — Целые три кровати. Ах да, ведь вас четверо… Ну, четвертому пану принесем тюфяк. На пол положим. Вот здесь! А теперь попрошу уплатить за ночлег!

— Уплатить? — удивился Гаспар. — Ведь мы еще не спали.

— Но будете спать. Уплатить можно и потом, но тогда вы должны мне сдать свои паспорта.

— Я паспорта не дам! — попятился Тонслав к двери.

— Тогда уплатите!

— Вперед?

— Да чего там столько разговаривать. — Торг этот был Гаспару не по душе. — Из комнаты мы уже все равно не уйдем.

— Пан разумно говорит, — поклонился хозяин Гаспару. — Сразу видно, пан кое-что повидал в жизни. Так, спасибо. — Получив деньги, он снова поклонился. — А теперь позвольте спросить: по какому это делу паны в Даугавпилс пожаловали? Может быть, за ссудой на постройку разрушенного в войну дома? Знаю одного хорошего адвоката, который такую бумагу составит, что господа чиновники уж никак не откажут вам.

— У нас судебное дело, — бросил Антон.

— И в суде адвокат, если с головой он, может очень помочь. Хороший адвокат черное тебе за белое выдаст, а белое — за черное. Самое ясное дело хороший адвокат так повернет, что самый умный судья дара речи лишится. И все так решит, как адвокату захочется.

— У нас свое, особое дело… — Не станет же Гаспар каждому выкладывать что и как.

— Постой! — Тонславу пришло что-то в голову. — Скажи, адвокат твой и впрямь так умен? Только не вздумай врать.

— Да покарай меня господь… Зачем Болеху врать? Золотая голова, а не адвокат. Все рижские, все петербургские адвокаты ему в подметки не годятся. У вас дело о дележе имущества?

— Вон парня суд должен ненормальным признать. Он такой и на самом деле и поэтому не может к чулисам в солдаты идти. У мирового были, так тот говорит, в высший суд обратитесь.

— Факт, в высший, — поспешил подтвердить Антон, чтобы хозяин не подумал, что он тут только сбоку припека.

— О-о, тяжкое это дело. — Хозяин почесал подбородок. — Тяжкое дело, тяжкое. Есть над чем голову поломать. В таком деле бумаги должен умный человек составить и еще более умный взяться в суде выступить. Вот так. Но я уже кое-что придумал для вас. Сейчас здесь, в гостиной, сидит один очень умный человек. Принимает приезжих из деревни.

Тонслав и Гаспар переглянулись.

— Не знаю, а что, если… — откашлялся Тонслав. Но этим вопрос уже был решен.

Хозяин понимающе кивнул и пригласил панов пойти за ним.

Гостиная оказалась не намного больше, чем отведенная пушкановцам комнатенка. Светловыкрашенное помещение, под потолком лампа с большим, словно раскрытый зонтик, розовым абажуром. Посреди комнаты длинный стол, вокруг него полдюжины стульев. У наружной стены — буфет, на нем — стаканы, кружки, бутылки, кренделя и початый каравай белого хлеба.

За большим столом два крестьянина пили пиво, за одним из маленьких ужинал еще не старый, одетый по-городскому брюнет с густой, рыжей бородой. Бородач ел медленно, не спеша действовал вилкой и ножом, словно подчеркивал этим, что рабочий день кончился и можно неторопливо, в свое удовольствие поесть.

Пушкановцы сели за второй меньший стол. Болех принес им по стакану чая и кусочку сахара, спросил, не угодно ли откушать чего-нибудь покрепче, но, получив отказ, ушел к бородачу и, наклонившись к нему, начал что-то говорить. Тот, какое-то время послушав, повернулся к пушкановцам и сделал им знак, чтобы подошли.