Кымлан смотрела в полные отчаяния глаза Ансоль, и внутри нее бушевали чувства разочарования, жалости и раздражения одновременно. Она понимала ее, но эта просьба казалась эгоистичной и бессовестной по отношению к самой Кымлан, ведь Ансоль лучше кого бы то ни было знала, как она любила принца. И видеть его во дворце после того, как он выбрал другую женщину, было равносильно пытке. Но и отказать подруге, которая была ей как сестра, тоже оказалось непросто.
– Владыка никогда этого не позволит. Он наверняка вздохнул с облегчением, узнав, что я погибла, а теперь… – Кымлан попыталась отказаться, но Ансоль перебила ее:
– Я уговорю отца. Наун сильно изменился, он теперь думает только о политике. Все знают, что он оставил наивные мечты в прошлом, и отцу это по нраву. Так что, с точки зрения министров и Владыки, ты больше не представляешь для него опасности.
Кымлан знала, что ее всегда считали помехой для великого будущего принца, но слова принцессы жестко ударили по ней.
– Значит, я представляла угрозу для принца? – переспросила она.
Ансоль спохватилась, осознав свою ошибку, и поспешила сгладить впечатление:
– Ну что ты, дело не в этом! Просто… ты же знаешь Науна! Рядом с тобой его ничего не интересовало. А теперь он наконец-то занялся делом, и отец этому рад. Прости, я не хотела обидеть, просто мне тебя так не хватало, и я не знаю, как уговорить тебя остаться. Ты очень нужна мне.
– Я подумаю, – пообещала Кымлан и натянуто улыбнулась.
Когда они прибыли в храм, Ансоль расположилась на ночь в специально отведенных для нее покоях, а подруги – в пустующей монашеской келье. Сольдан сердито сопела и все никак не могла устроиться на своем матрасе.
– Ты будешь спать или нет? – шепотом спросила Юнлэ. – Из-за тебя я уснуть не могу.
– Нет, я в бешенстве! – Сольдан рывком села на постели и скинула одеяло. Девушки удивленно посмотрели на нее. – Ты уж прости меня, Кымлан, но твоя принцесса повела себя просто бессовестно! Как она могла просить тебя вернуться во дворец, зная, как сильно ты любила ее брата?
– Тише, успокойся. – Кымлан перешла на мохэский, чтобы никто не понял их разговора, даже если решится подслушать.
– Ты не права, – возразила Акин. – Кымлан присягнула королевской семье, и она обязана выполнять приказы.
– Да что ты говоришь! – съязвила Сольдан. – После того как они бросили ее в плену, она свободна ото всех обязательств и клятв!
– А ты что скажешь? – обратилась Кымлан к молчавшей Юнлэ.
– Сложный вопрос, – задумчиво ответила она. – Вы обе правы. Но решать тебе, Кымлан. В любом случае близость к королевской семье открывает больше возможностей.
– Я тоже склоняюсь к такому варианту. – Кымлан медленно кивнула. – Но я вернусь при условии, что вы пойдете со мной.
– А нам что там делать? – буркнула Сольдан, опять укладываясь и сердито расправляя одеяло.
– Во-первых, вы мне нужны. Без вашего присутствия я боюсь… боюсь вернуться в прошлое. Во-вторых, будет здорово, если вам позволят там тренироваться. Во дворце хорошо оборудованные стрельбища, да и, учась бок о бок с дворцовыми стражниками, больше возможностей улучшить навыки.
Девушки притихли, вероятно, представляя открывшиеся перспективы.
– Но согласится ли на это Владыка? – осторожно спросила Юнлэ.
– Это уже не наша забота. Принцесса обещала уговорить его, ну а я вернусь только на таких условиях. Если нет, то мне же спокойнее. Все, давайте спать. – Кымлан укрылась до подбородка одеялом и закрыла глаза.
После встречи с принцессой ее одолевали смешанные чувства. С одной стороны, она была искренне рада узнать, что Ансоль по-прежнему дорожит ею и, в отличие от своего брата, хочет, чтобы она оставалась в ее жизни. Но с другой, возврат к прошлому – это шаг назад после того, как она едва нашла в себе силы двигаться вперед. И, наконец, она нашла в себе очевидный корыстный интерес, который заключался в желании предоставить подругам лучшие условия для тренировок.
На следующий день Ансоль вернулась во дворец. Ее сопровождал сам командир Чильсук во главе большого отряда.
Новость о нападении на принцессу мгновенно разлетелась по Куннэ. Кымлан бродила по улицам, прислушиваясь к разговорам жителей столицы. Некоторые искренне сочувствовали ни в чем не повинной принцессе, а другие откровенно злорадствовали.
– Так ей и надо! Живет в роскоши, проблем не знает, а на улицах валяются трупы умерших голодной смертью людей! – все чаще слышала Кымлан.
Первым порывом было заткнуть негодяям рты, но потом ее мнение изменилось. Каждый день она видела просивших милостыню бедняков, худых детей в оборванных одеждах, слонявшихся по городу с пустой миской в надежде на чью-то доброту и сострадание. После продолжительной войны Когурё стенало от нищеты, в то время как знать отказывалась открыть свои склады с запасами и продолжала пировать на костях истощенного народа. Пройдут годы, прежде чем страна восстановится, и люди перестанут умирать от голода. Все это пробуждало в душе Кымлан жгучий протест против несправедливости. Она помогала тем, кому могла, но ее усилия были ничтожны по сравнению с масштабом бедствия.