Дерево-людоед с Темного холма

– Кстати, о голубях, – вдруг сказал Юдзуру. – Вы когда-нибудь рассматривали голубя? – обратился он ко мне. Его голос стал очень высоким, речь ускорилась. Я покачал головой, и он снова затараторил: – Глаза у голубей безумные! Глаза сумасшедшего! И смотрят так пристально, с мерзким выражением… Круглые, совершенно безумные глаза! – повторял он снова и снова.

Я был очень удивлен – ведь в этот момент глаза самого Юдзуру были точно такими же. Его глаза были широко распахнуты за толстыми стеклами очков, а зрачки, будто маленькие маятники, непрестанно двигались из стороны в сторону. Щеки раскраснелись и блестели, словно покрытые потом; за толстыми губами, влажными на вид, постоянно мелькал язык. Мужчина говорил очень быстро.

– Вы когда-нибудь путешествовали по Европе?

Когда я снова покачал головой, он продолжил:

– В Европе много голубей. И таких нахальных! Не улетают, даже если за ними бежать, и садятся совсем близко. Поэтому, когда я езжу там на машине, по брусчатке или вниз под горку, то разгоняюсь – и ррраз! – Юдзуру дернул правой ногой, желая пнуть голубей на обочине; птицы, испугавшись, взлетели.

– Когда голуби сидят на дороге перед автомобилем, я резко нажимаю педаль газа, поворачиваю руль и давлю их! Всмятку, ха-ха-ха! – Громкий смех Юдзуру походил на крик обезьяны. Он весь затрясся, наклонившись вперед, словно не мог на ногах устоять от смеха. Когда его приступ миновал, он продолжил громко говорить, подавляя смешки, как икоту: – Шмяк! Помереть можно! Прямо шинами их, шмяк! Так приятно! А-ха-ха-ха! – Мужчина продолжил смеяться. Лицо его все больше краснело, по вискам градом катился пот.

Марико в шоке глядела на Юдзуру. Тэруо спокойно шел вперед, его лицо не выражало ровным счетом ничего.

А затем я увидел выражение лица Митараи. Он с интересом наблюдал за поведением Юдзуру, наморщив лоб. Ощутив на себе мой взгляд, изогнул левую бровь и многозначительно посмотрел на меня.

– Извините, я… – тихо сказала Марико, остановившись перед темным склоном холма. – Я неважно себя чувствую; можно, я вернусь домой? Простите…

– Да, конечно, я не против, – весело ответил Митараи; видимо, она была больше ему не нужна. – Пожалуйста, будьте осторожны и берегите себя! Когда отчет будет готов, мы свяжемся с вами по телефону и назначим встречу.

Казалось, она не знала, как отреагировать на слова Митараи, поэтому молча поклонилась, медленно отвернулась и пошла прочь по направлению к станции «Тобэ». Я недолго проследил за ее одинокой удаляющейся фигурой.

– Госпожа Ятиё получила только травму головы? – спросил Митараи, поднимаясь по склону.

– Нет, еще две трещины в ребрах и травму позвоночника. По словам врачей, даже если она выживет, то навсегда останется прикованной к инвалидному креслу в силу своего преклонного возраста, – ответил Юдзуру.

– Прискорбно, – сказал Митараи.

– Похоже, нападавший ударил ее по голове, повалил и несколько раз пнул ногами, потому что она была вся в синяках.

– Это точно поступок человека, затаившего обиду на вашу мать. Что скажете, вам приходит на ум кто-нибудь?

– Чтобы кто-то затаил обиду… нет, никого не припомню. Я был так поглощен своими исследованиями… не знаю даже, были ли у матушки проблемы… по крайней мере, не помню, чтобы она о чем-то таком говорила. Понимаете, мне все это неинтересно.

На мой взгляд, у этого мужчины все же было много общего с Митараи.

– Какая Ятиё Фудзинами по характеру? – спросил Митараи.

На середине подъема по левую сторону цепочка домов прерывалась: с холма открывался прекрасный вид на город и закатное солнце. Само солнце уже скрылось за домами на горизонте, но небо на западе было окрашено в багровый цвет. Поднялся небольшой ветер, к вечеру похолодало.

– Характер у матушки, мягко говоря, упрямый. Могла днями сидеть у себя в комнате, ни с кем из домашних не разговаривая, думая о чем-то своем. Наверное, найдутся люди, которым она не нравилась…

– А каким человеком был ваш отец – Джеймс Пэйн?

– Ну, он – стопроцентный англичанин, образцовый британский джентльмен. Все по стрелочке, по правилам, сдержанный, но было сложно понять, что у него на уме, – ведь он мало говорил, с людьми сходился тяжело… Но был хорошим человеком. Мне он нравился. Он казался холодным, но был добрым. Высокий и всегда в идеально выглаженной одежде, вот такой.

– Он говорил по-японски?

– Нет, язык не знал. Вот и на родину вернулся по-английски – ни слова никому не сказав. И ведь как-то умудрился завести в Японии детей…

– Чем он занимается сейчас?

– Наверняка встретил счастливую старость где-нибудь в Англии. Страна, идеальная для пенсии.

– Кем он был по профессии? Чем занимался на родине?