Дерево растёт в Бруклине

– Да, люди обычно так говорят – со временем все забудется, время лечит. Я тоже могла бы так сказать. Но это неправда. Да, ты будешь счастлива снова, даже не сомневайся. Но ты его никогда не забудешь. И каждый раз будешь влюбляться только потому, что другой тебе чем-то напомнит его.

– Мать…

Мать! Кэти задумалась. Она называла свою мать «мамой» до того дня, когда сообщила ей, что собирается замуж за Джонни. Тогда она сказала: «Мать, я выхожу замуж…» И больше никогда не называла ее «мама». Она стала взрослой и перестала говорить слово «мама». А теперь Фрэнси…

– Мать, он предложил провести с ним ночь. Надо было согласиться?

Ум Кэти вскипел в поисках ответа.

– Только не ври, мать. Скажи мне правду.

Кэти не могла подобрать нужных слов.

– Обещаю тебе, что не буду спать с мужчиной до замужества – если когда-нибудь выйду замуж. А если почувствую такую необходимость – я тебе первой признаюсь. Торжественно клянусь. Поэтому скажи мне правду и не бойся, что после твоих слов я стану делать глупости.

– Тут есть две правды, – наконец заговорила Кэти. – Как мать, я скажу, что самое последнее дело – спать с незнакомцем, с человеком, которого знаешь меньше двадцати четырех часов. Это может иметь очень печальные последствия. Всю жизнь себе можно исковеркать. Такова правда матери, и я говорю тебе правду.

Кэти заколебалась, однако продолжила:

– Но как женщина… Я скажу тебе другую правду. Возможно, это было бы чудесно. Потому что такая любовь не повторяется.

Фрэнси подумала.

– Надо было пойти с ним. Я больше никого не полюблю так сильно, как его. Я так хотела этого и не пошла, а теперь уже не хочу его так, как прежде, потому что он был с той. Но тогда я хотела и отказалась, и теперь уже ничего не поправишь.

Она опустила голову на стол и заплакала.

Чуть погодя Кэти сказала:

– Я тоже получила письмо.

Письмо пришло несколько дней назад, но Кэти ждала подходящего момента, чтобы рассказать о нем. Она подумала, что сейчас именно такой момент.

– Я получила письмо, – повторила она.

– От… от кого? – всхлипнула Фрэнси.

– От мистера Макшейна.

Фрэнси зарыдала сильнее.

– Тебе не интересно?

Фрэнси постаралась взять себя в руки.

– Интересно, конечно. Что он пишет? – безразлично спросила она.

– Ничего. Хочет навестить нас на следующей неделе.

Кэти подождала. Фрэнси не проявила к этой новости больше никакого интереса.

– Что ты скажешь, если мистер Макшейн заменит вам отца?

Фрэнси вскинула голову.

– Мать! Человек пишет, что придет в гости, только и всего. А ты уже делаешь какие-то выводы. Почему ты думаешь, что все знаешь лучше всех?

– Я ничего не знаю. Вообще ничего, правда. Я просто чувствую. А если чувство сильное, я говорю, что знаю. Вот и все. И как же ты смотришь на него в роли отца?

– После того как я загубила свою жизнь, – сказала Фрэнси, и Кэти не улыбнулась, – как можно со мной советоваться?

– Я не прошу у тебя совета. Просто я хотела бы знать, как мои дети относятся к нему, чтобы правильно поступить.

Фрэнси заподозрила, что мать завела разговор о Макшейне, чтобы отвлечь ее от горестных мыслей, и рассердилась, потому что материнская уловка почти удалась.

– Не знаю, мать. Я ничего не понимаю. И больше не хочу ни о чем говорить. Уйди, прошу тебя. Оставь меня одну, пожалуйста.

Кэти снова легла в постель.

Человек может плакать долго, но рано или поздно слезы иссякают. Тогда нужно искать другой способ убить время. Было пять часов утра. Фрэнси решила, что ложиться спать глупо – в семь часов ей вставать. Она ощутила, что дико проголодалась. Она сутки ничего не ела, если не считать сэндвича между дневной и вечерней сменой. Она заварила свежего кофе, поджарила тост, сделала яичницу. Она удивилась тому, как все вкусно получилось. Но во время еды ей на глаза попалось письмо, и слезы потекли с новой силой. Она бросила письмо в раковину и поднесла к нему спичку. Потом открыла кран с водой и смотрела, как струя смывает черный пепел. После этого вернулась к завтраку.

Поев, она достала из буфета коробку с писчей бумагой и села писать письмо. Она писала: «Дорогой Бен, ты сказал, что я могу написать тебе, если ты мне понадобишься. Поэтому я пишу…»

Она разорвала листок пополам.

– Нет! Ни в ком я не нуждаюсь. И не хочу ни в ком нуждаться. Я хочу, чтобы кто-то нуждался во мне… Я хочу, чтобы кто-то нуждался во мне.

И она снова заплакала, на этот раз уже не так горько.

54

Впервые Фрэнси увидела Макшейна без формы. Она заключила, что он выглядит весьма представительно в дорогом двубортном сером костюме. Конечно, он не так изящен, как папа, он выше и плотнее. Однако он привлекателен в своем роде, решила Фрэнси, хоть и волосы у него седые. Но, боже, он все-таки очень стар для мамы. Конечно, мама уже не девочка, ей тридцать пять. И все же между тридцатью пятью и пятьюдесятью огромная разница. Впрочем, никакой женщине не зазорно назвать своим мужем Макшейна. И хотя держался он именно так, как положено опытному политику, голос у него был добрый.