Дерево забвения

— А, ясно! Вы говорите это не для того, чтобы женщины легких нравов испытывали комплекс вины.

— Уверяю вас, это не в моем стиле, мисс Даррингтон. Времена изменились. Если вам хочется винить себя, задумайтесь лучше о сигаретах. У курящих женщин в четыре раза выше риск рака шейки матки, чем у некурящих.

— Гениально. Теперь я одновременно больна и виновата. Надо бы выпить по этому поводу.

Врач снова смеется. Но потом, предупреждая ее, что он хочет сказать что-то важное, постукивает рукой по результатам анализов.

— Дисплазия цервикального канала — предраковое состояние, — говорит он. — Главное — реагировать быстро, потому что, если заболевание перерастет в рак, вы рискуете никогда не стать матерью. Мы будем действовать поэтапно: сначала биопсия, затем конизация и наконец резекция диатермической петлей.

У Лили-Роуз леденеют руки. Она записывается на первое обследование.

Вернувшись на Восточную Шестую улицу, она срывается. Готовя себе одинокий ужин, швыряет и бьет все, что попадается ей под руку. Меня хотят превратить в верную толстуху жену! — рвет и мечет она. Нет, ну какова наглость, нет, во что я ввязалась?! Для него само собой разумеется, что каждая женщина хочет стать матерью? А я не желаю, чтобы быть только маткой! Ублюдки-морализаторы! Они считают, что тело женщины создано, чтобы вынашивать младенцев, и что мое еще не выполнило свое предназначение. Думают, мы только на это и годны! Чертовы врачи-фаллократы! Они хотят наказать нас за то, что мы — женщины нашего времени, женщины, которые сызмала курят, пьют и трахаются вволю. Ревнивцы! Завистники! Их раздражает, что бабы живут, как хотят, вместо того чтобы быть послушными и верными, как их мамаши и жены!

На следующий день, 26 июня 1985 года, она познакомилась с Джоэлем Рабенштейном.

Манхэттен, 2005–2006

Еще до конца осени Фелиса катит бочку на школу Святой Хильды и Святого Хуго.

— Я предпочитаю предрассудки лицемерию, — говорит она. — Предпочитаю миссионеров псевдоэкуменистам. Послушай, она ведь религиозная, эта школа! Она носит имя двух чертовых святых, да или нет? Уж лучше признаться, что ты католик, чем кружить вокруг потомитана[31], строя из себя толерантных. Нет, это правда, а ты как думала? Ты видела, чтобы мусульманин молился Аллаху в стенах нашей школы? Или чтобы индус курил ладан? Или анимист впадал в транс? Ты думаешь, нам позволили бы устроить церемонию вуду? Нет, Шейна. На самом деле, чтобы быть принятой в Святую Хильду, надо принадлежать иудеохристианской элите, быть верным Американской мечте и делать вид, будто веришь, что Штаты воплощают свободу и справедливость на планете Земля. Знаешь что? Нам надо бойкотировать церемонию вручения дипломов в июне. Что скажешь? Ты со мной?

От столь радикального подхода Фелисы ты теряешься.

— Это несерьезно, — говоришь ты. — Как можно туда не пойти?

— Ну, например, все девушки должны быть в белых платьях. Можно сказать, что мы обратились в индуизм, а для индусов белый — цвет траура, так что мы не хотим одеваться в белое.

Узнав, что эта церемония будет происходить в церкви Риверсайд, мать Фелисы добивается особого разрешения получить диплом по почте. Джоэль предлагает сделать то же самое для тебя, но Лили-Роуз категорически против.

— Это чистый индивидуализм, — говорит она пронзительным голосом. — Ты всю жизнь изучаешь ритуалы и обычаи, скрепляющие другие культуры. Шейна провела в этой школе двенадцать лет, и как раз когда этот важный этап ее жизни подходит к концу, ты хочешь, чтобы она пропустила ритуал окончания.

В мае они получают письмо из школы с указанием формы одежды для церемонии и адресом бутика в центре, где можно купить такую одежду. Лили-Роуз ведет тебя туда в следующую субботу. В магазине тесно и душно, примерочная кабина крошечная; ты сразу чувствуешь себя не в своей тарелке. Лили-Роуз приносит тебе маленькие белые платья и помогает примерять их, она пыхтит и потеет, натягивает и утрамбовывает, силясь заставить твою плоть слушаться. Но твой локоть все время стукается о ее лоб, твои ноги наступают ей на ноги; твоя грудь вываливается из слишком тесных корсажей, а глаза мечут в пол молнии стыда и ярости. Примеряя одно платье за другим, ты похожа на порнозвезду. После сорока минут пота и борьбы Лили-Роуз вынуждена опустить руки. Она звонит в школу и уговаривает разрешить тебе, в порядке исключения, надеть длинное платье.

На генеральной репетиции, за два дня до события, ученикам-христианам велят склониться перед крестом, когда они выходят из трансепта в конце церемонии. За ужином ты рассказываешь об этом родителям.

— Ученики-евреи тоже должны склоняться? — спрашивает Джоэль.

— Нет.

— Но, Джоэль, — говорит Лили-Роуз, — Шейна не еврейка.

— Да, но она и не христианка.

— Не спорю — но ведь церемония будет в церкви, так почему бы ей не поклониться кресту, как бы вежливо проститься с хозяином, пригласившим ее к себе? В Риме веди себя как римлянин, не так ли?

— А если мы предоставим Шейне решать, хочет она кланяться или нет? — говорит Джоэль. — Это не главный вопрос для будущего человечества.