Дерево забвения

Во втором триместре беременности Сельмы — когда, благодаря первой эхографии, они уже уверены, что ребенок действительно есть и что это, скорее всего, девочка, — они перевозят Сельму на восток города, но, прежде чем позаботиться о приданом и уведомлениях о рождении, Лили-Роуз проявляет неожиданную инициативу: не съездить ли им в Чехословакию?

— У нас с тобой так и не было медового месяца, милый, — говорит она Джоэлю.

— Нет проблем. Проведем Рождество в Праге!

И он бронирует им билеты первого класса на самолет и номер в роскошном отеле.

Еще не в курсе того, что готовится в Балтиморе, Дженка не может понять, с какой стати ее сноха-шикса вдруг заинтересовалась ее молодостью. Но по просьбе Джоэля, она отыскала старый план Праги и нарисовала красные звездочки на местах, которые надо посетить.

— Вот здесь кафе, где я встретила твоего отца… Здесь, наверху, рядом с замком, дом Кафки… Ни в коем случае не пропустите еврейский музей, еврейское кладбище… Здесь старая-новая синагога, где Павел отпраздновал свою бар мицву… Ой-вей, ой-вей! Как жаль, что твой отец не дожил, он помог бы вам спланировать поездку…

— Вы не хотите поехать с нами, мама? — ласково спрашивает Лили-Роуз.

— Плохая идея с моим артрозом. Я буду вам обузой. Нет, нет! Езжайте вдвоем. Фотографируйте все, а вернувшись в Нью-Йорк, покажете мне, как выглядит моя страна сегодня, через шестьдесят лет после нашего поспешного отъезда…

Лили-Роуз кивает, целует свекрови руки и обещает ей сделать много фотографий. Но выражение, которое употребила Дженка, запало ей в голову: наш поспешный отъезд. Ее свекор и свекровь — евреи из Чехословакии, а она не знает практически ничего об участи чешских евреев во время войны! Лили-Роуз провела несколько дней за изысканиями в публичной библиотеке, и то, что она узнала, потрясло ее.

— Если мы хотим лучше узнать историю нашей семьи до рождения нашего ребенка, — говорит она Джоэлю, — надо посетить еще и Терезин.

И они решают во время каникул заехать и в лагерь, где многие члены семьи Дженки и Павла нашли свою смерть и откуда другие были депортированы в Освенцим.

На протяжении всего визита в лагерь Лили-Роуз делает записи.

«Терезин, — пишет она. — Вот банкноты, сделанные для исключительного пользования евреям в гетто Терезиенштадт. Вот фотографии, которые показывали делегации международного Красного Креста: на них подростки играют в футбол, девочки играют в куклы, старушки играют в карты, а молодые женщины чистят овощи — мирная жизнь автономной еврейской общины. Вот барак русских: длинная комната с кроватями в два этажа и шкафчиками. Вот барак чехов: то же самое. Вот барак евреев: голая камера в форме куба с цементными стенами и полом, где пятьдесят узников были заперты стоя. Вот комната, где били и пытали узников. Вот ров, где нацисты заставляли двоих евреев биться насмерть и смотрели на них, попивая газированную воду. Вот место, где находился расстрельный взвод; заключенные входили в эту дверь и выстраивались у стены вон там. Вот душ. Краны то открывали на полную мощность, и в таком случае чередовали кипяток и ледяную воду, то внезапно закрывали, когда заключенные были еще в мыле. Вот казино, где нацисты играли в карты. Вот детские рисунки. Вот крематорий: там могли сжигать до ста сорока тел в день. Когда нацисты поняли, что освобождение лагеря близко и неизбежно, они развеяли по ветру содержимое двадцати двух тысяч урн. Гиды лагеря живут в самом Терезине. Они повторяют эти фразы из года в год. Вот ров, где нацисты заставляли двоих евреев биться насмерть и смотрели на них, попивая газированную воду».