Дерни смерть за саван

Зная ее деятельный характер, Максимов полагал, что наутро, прямо с рассвета, она отправится по намеченному маршруту – судачить с соседями и продолжать свои изыскания. Ошибся. В эту ночь обитателей «дома на куличках» никто не побеспокоил, и после нескольких бессонных суток Анита позволила себе проваляться в постели до полудня. Не заговорила она о важном и днем. Вместо этого предложила Кончите поиграть на лужайке за домом в battledore. Кончита отнекивалась, ссылалась на недомогание после вчерашней порции яда, но Анита предположила, что она либо ленится, либо боится выходить на улицу, а скорее всего, и то и другое. Кончита тяжко вздыхала, но в конце концов Анита ее уговорила, напомнив, как в детские годы они славно развлекались вместе на свежем воздухе.

Взяли ракетки, волан, сделанный из корковой пробки и гусиных перьев, и игра началась. Анита делала все, чтобы расшевелить квелую сестру. Волан метался над землей, как птица с подбитым крылом, – то взлетал к небу, то падал и тут же вновь подскакивал. Кончита мало-помалу повеселела, раскраснелась, забыла о своем нездоровье и от души махала ракеткой, а Анита увлеклась настолько, что выбежала за пределы лужайки и шажок за шажком поднималась на травянистый пригорок. Оттуда было удобнее лупить ракеткой сплеча, в то время как Кончите приходилось отбивать волан снизу вверх, да еще и задирать голову, щурясь от слепящего солнца.

– Эй! – крикнула она. – Сойди сюда, так нечестно!

Анита как будто опомнилась, но волан уже летел ей в лицо, и она сделала непроизвольное движение ракеткой – точно от мухи отмахнулась. Пробковый снаряд описал дугу и впечатался в мольберт сутулого живописца, стоящего на гребне холма.

Живописец недовольно сморщился, взял волан и размахнулся, чтобы зашвырнуть его обратно, но Анита уже бежала к нему, рассыпаясь в извинениях.

– Я такая неловкая! Не сердитесь, пожалуйста… Мы не сильно вас побеспокоили?

Она взглянула на холст, потом на рисовальщика. Тот оказался человеком неопределенных лет и, несомненно, с плохим зрением, поскольку половину его лица скрывали круглые толстые линзы очков. Во рту, обрамленном трехдневной щетиной, торчала толстая севильская сигара. Вдобавок он, похоже, был еще и нем – храня безмолвие, вернул Аните волан и жестами показал, что она ему мешает.

Анита еще раз извинилась, забрала измазанный красками волан и сбежала по холму вниз. Глянув через плечо, увидела, как художник, утратив внезапно интерес к продолжению работы, накинул на холст мешковину, сложил раздвижные ножки мольберта, поднял его и, прихватив палитру с тюбиками и кистями, скрылся за противоположным склоном. Видно, глупейшее попадание волана в самый центр незавершенной картины сбило его с мысли и погасило творческий запал.

Любопытно, но и Анита после этого маленького происшествия разом потеряла желание продолжать партию в battledore. Она сказала Кончите, что той и впрямь вредно переутомляться, и сестры, отложив ракетки, уселись в выставленные перед домом лонгшезы.

Сидели так не менее часа, наслаждались рассветившимся кастильским солнышком, переговаривались ни о чем. Говорила в основном Кончита, которую разобрали воспоминания, связанные с давно ушедшим детством, а Анита рассеянно поддакивала. Максимов раза два выглядывал из дома, подзуживаемый нетерпением. Собирался напомнить Аните, что день проходит попусту, а опасность так и не ликвидирована. Однако сцена отдыха в саду представлялась такой умиротворяющей, что он не решился ее нарушить.

Но вот Аните наскучило сидеть без движения, она встала и начала прохаживаться вдоль ограды. Взгляд ее блуждал, ни к чему особенно не притягиваясь, однако она все время старалась держаться вполоборота к кряжистому платану, росшему на краю участка. Гуляла себе, гуляла и вдруг – сделала молниеносный прыжок, оказалась позади платана и ухватила за ухо прятавшегося там человека.

– А-а-а! – тонким голоском запищал пойманный. – Пустите!

Анита выволокла его из-за ствола, схватила еще и за плечо – чересчур извивался. Перед ней стоял, а правильнее сказать, дрыгался подросток лет четырнадцати с всклокоченными волосами и физиономией настолько чумазой, что он походил на негритенка.

– Полюбуйся! – Анита продемонстрировала его подошедшей сестре. – Знаешь такого?

– Впервые вижу, – ответила Кончита и обратилась к мальчишке. – Ты чей?

– Ничей. Я из Бильбао…

– Из Бильбао? Далеко же тебя занесло!

Анита встряхнула его.

– Ты следил за нами? Отвечай! Кто тебя подослал?

– Никто! Пустите меня, я не убегу. Я сам к вам пришел… у меня важное дело.

Анита отпустила его, он одернул подпоясанную веревкой рубаху и уставился на свои босые ноги – грязные, в цыпках.

– Что у тебя за дело? Говори!

Парнишка зажал двумя пальцами нос, высморкался в траву и, не поднимая глаз, прогундосил:

– Я знаю, где прячутся люди, которые желают сеньоре зла…

– Мне?

Он зыркнул на Аниту, потом на Кончиту, смешался, увидев одинаковые лица.

– Вам… или вам…

– О каких людях ты говоришь? – заволновалась Кончита. – Нищий с одним глазом, да?

– А еще такой бородатый, с ружьем, – прибавила Анита.

Мальчишка утвердительно кивнул.