Дерни смерть за саван

Максимов с энтузиазмом взялся перерывать лежавшие в ящиках стола бумаги, но ничего заслуживающего внимания не обнаружил. Там были в большинстве своем схемы бытовых приборов и наброски узлов железнодорожной ветки между Мадридом и Аранжуэцем.

– Если Хорхе примкнул к преступникам и им понадобились его навыки, чтобы что-то построить, то чертежи надо искать не здесь.

– Хорхе не мог пойти на сговор с мерзавцами! – Кончита опять потянулась за носовым платком. – Это был человек чистейших моральных убеждений!

Статус дважды вдовы отразился не только на ее настроении, но и на лексиконе – в последние дни она все чаще пользовалась торжественно-пафосным стилем, не замечая его неуместности и несуразности.

Да-да, подумала Анита. Бросить жену – это чистейшие моральные убеждения. Как высоки должны быть принципы, чтобы пойти на такое? Или, наоборот, как низки?

Вслух, понятно, сказала совсем другое:

– Я не верю, что Хорхе сделался прислужником у гнусных воров и смастерил для них таран, чтобы пробить стену Банко де Эспанья. Все намного сложнее.

– Гадаем на кофейной гуще, как старые ворожеи! – съязвил Максимов. – А истину нам никто не раскроет. Только сами бандиты, но где они?

– Да… Где они? Все, что мы можем, это ждать, пока они снова себя проявят или кто-нибудь из них попадется нам на глаза, как эта рыжая фифа.

– Не хочу я ждать! – Максимов хватил кулаком по столу и опрокинул рюмку с хересом. – Мы должны сделать встречный ход.

– Это какой же?

– Как говорят военные, надо вызвать огонь на себя.

– Алекс, выражайся яснее!

– А что тут неясного? Они желают заполучить дом Кончиты, так давайте им его продадим.

– Ты в своем уме?

– Я все продумал. Кончита притворится, будто хочет продать дом. Это естественно. Она устала жить как отшельница, утомилась от обстановки, где все напоминает ей о прошлом…

– А дальше?

– Мы попались на удочку бандитов, а они попадутся на нашу. Решат, что доконали нас своими угрозами и что мы… в смысле Кончита… в самом деле мечтает избавиться от дома.

Рука Кончиты с платком повисла в воздухе.

– Но тогда… Тогда они придут сюда!

– Скорее пришлют подставного покупателя. Из числа тех своих сообщников, с кем мы еще не знакомы. Через него мы на них и выйдем! Будьте уверены, второй раз я не оплошаю.

– А если придет самый обыкновенный покупатель?

– Кто позарится на дом, который стоит в диком месте и пользуется дурной славой? И потом – посланник бандитов будет очень настойчив, вот увидите. Мы сумеем его распознать.

Установилось молчание, каждый обдумывал предложенный план.

После паузы первой заговорила Анита:

– В этом что-то есть… Я бы согласилась с Алексом. А ты, Конни?

Кончита уронила руки на колени, платок выпал и порхнул под кресло.

– У меня нет сил, я не хочу бороться, – проговорила она измученно. – И ради чего? Хорхе больше не оживет…

– Это правда. Но ты разве не хочешь наказать его убийц и понять, что им двигало, когда он променял тебя на них? Это дело чести, Конни. Основное мы с Алексом берем на себя: расклеим по городу объявления о продаже дома, обратимся в газету… Есть же у вас в Аранжуэце газета?

– Есть… А что буду делать я?

– Вести переговоры со всеми, кто откликнется. Ты хозяйка дома, тебе и карты в руки.

– Я не знаю, о чем с ними говорить.

– Все это мы обдумаем, наметим тактику заранее. Положись на нас, Конни!

Разве могла Кончита возразить, когда просила образованная, умудренная жизнью сестра? Мысль о том, что разорванный в клочья Хорхе останется неотомщенным, зароненная Анитой, как зерно в плодородную почву, набухала, вызревала, не давала покоя. Кончита ответила: «Хорошо» – и стала ждать последствий.

Они проявились не сразу. Около недели город бурлил, товарки судачили о том, что «дом на куличках» проклят, вследствие чего владелица, совсем выжившая из ума, собирается бежать без оглядки, а жилье готова уступить за бесценок первому встречному. Однако после такой рекламы охотников сделать сие приобретение среди жителей Аранжуэца не находилось.

Беднягу Хорхе, как и предсказывал сеньор Лопес, похоронили под грубо отесанным крестом без опознавательных знаков. Кончита навестила могилку, постояла над ней с сухими глазами да и ушла восвояси. Подготовленная Анитой, она жила уже не скорбью, а жаждой расквитаться с нелюдями, которые варварски уничтожили ее семейное счастье. Она представляла, как вцепится кому-нибудь из них в глотку, станет душить, а потом сунет его голову под лопасти парового вентилятора или в пламя газовой плиты. От таких желаний ей делалось жутко, но дух Хорхе взывал из гроба, справедливость должна была восторжествовать, и Кончита ждала заветного часа.