Дерни смерть за саван

– Как жаль! – огорчилась Сильвия. – Я думала, папу знают все. Хотя… к чему обольщаться? Он был выдающимся ученым, но работал в очень узком направлении: изучал Эль-Аргарскую культуру и историю Тартесса, написал одиннадцать монографий…

– Простите, – невольно перебил ее Максимов, услыхав знакомое слово, – вы сказали: Тартесса?

– Да. Легендарный город в древней Иберии, который разрушили еще в эру Античности. Кого это сейчас интересует?

– И где живет ваш отец?

– Он не живет. Он умер… – Розовые губки Сильвии по-детски задрожали, чувствовалось, что она вот-вот заплачет. – Он поддерживал карлистов, и его вынудили покинуть Испанию. Он перебрался во Францию, в Марсель, там мы с ним и жили последние три года… – Она вдруг раздумала плакать и посмотрела на сеньора Лопеса широко раскрытыми глазами. – Меня же не посадят в тюрьму из-за того, что мой отец был сторонником оппозиции?

– Сеньорита, – сухо промолвил сеньор Лопес, – политические убеждения вашего отца – это дело его совести. Вас они нисколько не касаются. Тем более, я так понимаю, его уже нет на свете.

– Да… Он скончался полгода назад. В марсельском госпитале мне сказали, что у него случился апоплексический удар. Возможно, на почве какого-то потрясения… Он был очень впечатлительным.

– Что могло его так взволновать?

– Не знаю, но он говорил мне, что его преследуют страшные люди. Он никогда не уточнял, чего именно они от него хотят, но советовал мне тоже остерегаться – особенно старухи со шрамом на лице.

– Сеньора Лусия Норьега! – вскричал Максимов.

Сеньор Лопес жестом попросил его воздержаться от проявления эмоций и продолжил допрос:

– После смерти отца вы остались одна?

– Одна, в чужом городе… без родни и почти без денег…

– А ваша матушка?

– Ее не стало, когда я была еще младенцем. Я ее совсем не помню.

Пока длилась беседа, Максимов приглядывался к спасенной девушке. Ей было года двадцать два, но она и в этом возрасте выглядела ребенком. Маленькая, беззащитная, хрупкая как резная фигурка, изготовленная искусным мастером. Невозможно представить, что пережила она, лишившись родных, а затем угодив в плен к варварам.

– Расскажите о вашем похищении, – потребовал сеньор Лопес, выводя закорючки в своем блокноте.

– Это случилось в первых числах февраля. Мне нечем было платить за квартиру, где мы прежде жили с отцом, и пришлось съехать в дешевый трактир недалеко от порта. В Марселе столько всякого сброда! Однажды я возвращалась поздно вечером с работы… я устроилась переводчицей в контору по найму матросов… среди них много испанцев, их часто берут на французские суда…

– Да, я знаю. Дальше!

– Я шла в темноте, и на меня напали двое. Я успела разглядеть их: один был низкого роста, с бородой, на поясе у него висела наваха, он говорил сорванным голосом…

– Диего, – уточнил Максимов.

– Кажется, так его и называли… А второй – совсем мальчишка…

– Чумазый и сопливый?

– Я не помню…

Сеньор Лопес на глазах утрачивал свое сонное состояние и все быстрее строчил в блокноте.

– Дальше, сеньорита, дальше!

– Мне сковали руки, завязали глаза и долго куда-то везли. Я только по отдельным фразам догадалась, что мы в Испании, неподалеку от Мадрида… Я около недели провела в темноте, без движения. Меня держали впроголодь, били, издевались… Это было ужасно!

– Что они от вас хотели?

– Они допытывались, где спрятаны архивы отца.

– Зачем они им?

– Жители Тартесса считались непревзойденными металлургами и ювелирами. Есть сведения, что сам царь Соломон покупал у них украшения и дорогую посуду. Но чтобы производить это, им требовалось сырье. Отец говорил, что они совершили настоящий прорыв в геологии – обнаружили на территории Пиренейского полуострова сотни богатейших месторождений меди и серебра. Но самое крупное было засекречено. Так сказать, законсервировано до будущих времен. Для Тартесса эти времена так и не наступили, сведения были утрачены, но отец вычислил координаты…

– Выяснил, где находятся залежи серебра?

– Да! И это здесь, близ Аранхуэса! Люди, похитившие меня, хотели, чтобы я отдала им бумаги отца, в которых указано точное место.

– А вы?

– Я ничего не могла им ответить. Отец перед смертью уничтожил все свои записи. Думаю, он как раз боялся, что серебро попадет в руки недостойных. Но мне не поверили, продолжали держать взаперти, надеялись, что в конце концов я сдамся и все расскажу… – Сильвия снова обратила к Максимову свой лучистый взор. – Если бы не вы, я бы не пережила вчерашний день.

Услышанное глубоко тронуло и взволновало Алекса. Он пожалел, что рядом нет Аниты – уж ее бы такой рассказ тоже не оставил равнодушной.

– Сколько было бандолерос, вы помните? – выспрашивал сеньор Лопес, покрывая страницы блокнота рунами почище кельтских.

– Я почти все время была с повязкой на глазах, но, если судить по голосам, то не менее четырех мужчин и две женщины. Хорошо помню голос старухи… гадкий такой… и голос молодой девушки, ее звали Лола. Время от времени приходил какой-то человек, он требовал, чтобы меня развязали, но его никто не слушал. Они называли его Биготе.

– Хорхе, муж Кончиты!