Дерни смерть за саван

Осознав, что дальнейшее промедление недопустимо, он разбежался и налетел на дверь. Она захрустела, но не поддалась. Разбежался еще раз и двинул со всей силы. В ушибленном плече полыхнула боль, но он не обратил на нее внимания. Чертова дверь перекосилась, но все еще преграждала путь в дом, где вмиг затихли все звуки – не слышно было ни топота, ни голосов, ни пальбы. Тишина испугала Максимова, он сжал револьвер двумя руками и, прицелясь, выстрелил туда, где с обратной стороны должен был находиться засов. Полетели щепки, и дверь с противным скрипом отворилась.

Максимов перескочил через порог и окунулся в темень, едва разбавленную серым вечерним светом, сочившимся в окна с улицы. Сторожкое злое безмолвие обволокло со всех сторон. Нарушало его только потрескивание чего-то, горевшего в печи в углу комнаты. Максимов свернул туда, распахнул, обжигаясь, железную дверцу. Из отверстой топки потянуло смрадной гарью. Максимов разглядел среди языков пламени листы бумаги, сумел выдернуть один. Это оказалась карта, нарисованная от руки и испещренная пометками. Разглядывать ее было некогда, требовалось в первую очередь отыскать бандитов и их жертву.

Максимов увидел в сполохах огня, трепыхавшегося в печке, трость на полу. Не составило труда узнать ее – эта трость принадлежала сеньоре Лусии и была, по всей вероятности, брошена второпях. Максимов подцепил ею кусок тряпки, горевшей вместе с бумагами, вскинул трость над головой, как факел, и осветил небольшое помещеньице.

Взгляд сразу приковало тело девушки, лежащее в углу и похожее на сломанную куклу: голова неестественно запрокинута, одна нога подвернута под другую, а руки сведены за спиной. Глаза прикрывала тугая черная повязка. Девушка, одетая в изодранное, покрытое пятнами грязи платье, казалась неживой, по ее виску полз багровый ручеек. Максимов бросился к ней и споткнулся о твердый предмет, который загромыхал по доскам пола. Что это? Старый гладкоствольный пистолет Мортимера. Разряжен, из дула несет пороховой гарью. Максимов повертел его, сунул за пояс как трофей и, подбежав к неподвижной девушке, схватил ее за обнаженное запястье. Кожа была теплой, под ней пульсировала жилка.

– Жива!

Он поднял руку с тростью-факелом повыше. Свет желтыми лохмотьями заполоскался на прокопченных стенах. Кроме бедняжки, пребывавшей в глубоком обмороке, в комнате не оказалось никого. В углу за печью стояла грубая лестница, ведущая к открытому черному лазу. Максимов, держа револьвер на изготовку, поднялся по перекладинам, сунул в лаз трость с горящей тряпкой. Ожидал услышать выстрелы, но дом продолжал хранить гробовое молчание.

Поднявшись осторожно на чердак, Алекс убедился, что негодяи ускользнули. Об этом недвусмысленно говорила распахнутая дверца, к которой снаружи была приставлена еще одна лестница, упиравшаяся в землю в двух шагах от реки. Максимов обошел весь чердак, но обнаружил лишь лоскут пестрой материи, зацепившийся за гвоздь, который торчал из дверного косяка.

Вывод из увиденного следовал однозначный: преступники удрали. Гнаться за ними одному и в темноте не имело никакого резона, и Максимов поспешил к девушке, все еще лежавшей без сознания. Перво-наперво он сорвал с ее глаз повязку и осмотрел рану на виске. Она оказалась неопасной – пуля чиркнула, не повредив кости и только вскользь задела ушную раковину. Жизни пленницы (теперь уже бывшей) ничто не угрожало, а чувств она лишилась, вероятно, от пережитого шока.

Из мебели в комнате присутствовали четыре деревянные лежанки, застеленные домоткаными покрывалами, пара табуреток и стол с остатками трапезы: шесть глиняных кружек, в которых поблескивало недопитое вино, растерзанный печеный окорок и несколько ломтей хлеба. Раз кружек шесть, то и бандитов шесть, механически отметил про себя Максимов, перенося девушку на одну из лежанок. Почему тогда спальных мест всего четыре? Да потому, что двое бандитов ночевали на чердаке – там полно сена и оттуда, через щели, удобно наблюдать за окрестностями.

Не все ли теперь равно? Требовалось поскорее привести в себя пострадавшую. Положение ее рук, заведенных за спину, объяснялось тем, что их скрепляли пружинные наручники-darby. Ключ, конечно же, отсутствовал. Максимов поискал глазами что-нибудь, чем можно взломать прочные кандалы, но подходящего инструмента не нашел. Помочь могли жандармы, но они запаздывали.

Обругав сеньора Лопеса и его лодырей неприличным словом, Максимов легонько похлопал девушку по щекам. Ее пушистые ресницы дрогнули, она приоткрыла глаза, мутно уставилась на своего спасителя. В зрачках сверкнул испуг, она приняла склонившегося над ней незнакомца за еще одного разбойника. Максимов улыбнулся ей и произнес по-испански, как можно мягче:

– Не бойтесь, вы в безопасности. Как вас зовут?

– Сильвия… – выдохнула она едва различимо.

Закрыла глаза и вторично провалилась в беспамятство.

Глава пятая Под сухой ветлой