Derniеre danse des coeurs d amour (СИ)

Пара мучительно медленных шагов. Гулкое эхо, отразившееся от черного мрамора, отполированного до зеркального блеска. И пронзающий взгляд из-под залитых кровью век. Такой родной, искрящийся медовым теплом, но такой страшный и болезненный. Драко забыл, как дышать. Столько в этом взгляде тоски и мольбы. Мольбы… О прощении. Столько вины в этом взгляде! Над головой послышался странный скрежет, словно скребутся о железо. Он звонко раздавался в царящей ватной тишине, заставив Беллатрису недоуменно вздернуть голову и вскрикнуть от негодования. Драко заставил себя оторваться от этого ужасного зрелища и направить взгляд в потолок, к роскошной хрустальной люстре, украшенной венецианским жемчугом и белым золотом. На ней сидел Добби — тот самый веселый, немного вредный домовик с хрупкой нервной системой, которого святой Поттер освободил от рабства Люциуса на втором курсе. Добби с самым спокойным видом откручивал винтики люстры, и хрустальные подвески угрожающе подергивались и раскачивались. Беллатриса издала визгливый вопль, не выпуская из цепких когтей свою жертву.

— Что ты творишь, домовой эльф?!

— Добби — свободный эльф!

Торжественный писк Добби отразился от мраморных стен, и что-то тихо треснуло. Люстра оборвалась и полетела вниз, дребезжа жемчугом и хрусталем. Беллатриса оглушительно завопила и резво отскочила назад, выпустив из рук теряющую сознание Флоренс. Драко, сам не осознавая, что делает, подхватил хрупкое тело, прижал к груди, и в ту же секунду люстра грохнулась на пол. Во все стороны брызнули сверкающие и переливающиеся осколки хрусталя, впились в жутко бледное лицо Малфоя. Хлынула благородная и кристально чистая кровь аристократического семейства. Юноша старался закрыть как можно больше участков тела Флоренс, уберегая от разлетающихся осколков. Еще секунда, и по щелчку пальцев крошечного домовика разорвались путы Поттера, Грейнджер и Уизли, обрывки веревок рассыпались по холодному полу. Все трое вскочили, разминая затекшие конечности и сверкая горящими глазами. С негромким стуком по мрамору покатились две палочки, тут же угодившие в руки Гермионе Грейнджер, и на лице Нарциссы Малфой отразилась странная смесь чувств — смятения, страха и затаенной радости. Еще секунда. Секунда сомнений и мольбы. Сомнений в душе младшего Малфоя и мольбы в глазах Поттера. Один резкий шаг, и Драко с неестественной для него бережностью и заботой впихнул хрупкое тело в руки Гарри. Последний ощутил, как в ладонь скользнуло прохладное древко волшебной палочки. Но Малфой уже отвернулся и кинулся к матери, не оборачиваясь. Последнее, что запомнил Драко в тот день, было не мучительное и бесконечное Круцио от Темного Лорда, не разъяренные вопли Беллатрисы Лестрейндж и ее изощренные пытки. Он запомнил то безумное облегчение, когда в водоворе трансгрессии исчез силуэт Флоренс Уайлд, а серебряный кинжал тетки, пропитанный смертельным ядом тропического аспида, с дребезжащим бряканьем упал на пол. Комментарий к Chapter

XXIX

Ита-а-ак, товарищи читатели, автор с уверенностью и поистине малфоевским облегчением заявляет, что кризис сгинул на все четыре стороны! Вот что делает общение с потрясающими людьми, которые даже не подозревают о твоем творчестве) И вы, дорогие мои, тоже постарались на славу, поддерживая меня своим теплом и держа кулачки! Жду Ваших мнений!

====== Chapter XXX ======

Пронзительный мокрый ветер, резко пахнущий солью и водорослями, злобно бил в лицо, путался в волосах и иссушивал грязную кожу. Зернистый серый песок, смешанный с острыми осколками ракушек, забивался под ногти и попадал в кровавые ранки, обжигая руки. Вверху тяжелым покрывалом хмурилось свинцовое небо, с которого накрапывала противная изморось, привносящая в воздух водянистый запах дождя. Редкие куртины грязно-зеленой травы, пробивающейся между обрызганных морской пеной камней, печально шелестели от визгливых порывов ветра. Гарри с немым отчаянием оглядывался вокруг, продолжая сжимать безвольное тело, и сквозь мутные стекла очков различил смертельно бледные, испачканные глиной и кровью лица Рона и Гермионы, силуэт Добби, беспокойно оглядывающегося на бескрайнее густо-серое море, яростно брызжущее густой зеленоватой пеной. Прожигающая боль разъедала рваную царапину, залепленную соленым песком, но что-то гораздо более сильное и мучительное грызло бешено бьющееся сердце Гарри. Он старался не смотреть на обезображенное лицо и тело Флоренс Уайлд, распластавшейся у него на коленях. Это было поистине жуткое зрелище.

— Г-гарри, — дрожащим от холода и сырости голосом начал Рон, — Вон «Ракушка», давай дотащим ее…