Derniеre danse des coeurs d amour (СИ)

Через несколько мгновений худощавая фигурка скрылась в темноте лестницы, ведущей к спальням, а молодой человек медленно сполз по стене, еще ощущая на коже эти неуловимые, но до сладостной дрожи приятные касания. Но по-другому он не мог. Не мог подвергать ее, почти самое дорогое, что у него есть, смертельному риску. У нее с ним нет будущего. Ни ближайшего, ни далекого. Все наивные детские мечты о том, как они будут путешествовать вместе, смеяться, любить и наслаждаться друг другом, разбились на миллиарды осколков. Ничего не будет. Никогда. А полная жемчужно-серебряная луна продолжала заливать Хогвартс своим неподвижным равнодушным светом, ветер навевал на зеркальную гладь Черного озера мелкую рябь, а густая листва Запретного леса приятно и звонко шелестела. А одинокий соловей продолжал свою песню о любви, уходящей с рассветом и остающейся на всю жизнь в истерзанных сердцах людей. *** Яркое солнце заливало небольшое купе «Хогвартс-Экспресса» своими жаркими лучами и ласково золотило клетчатую обивку бархатистых сидений, багажные полки, потрепанную магловскую книгу в руках Флоренс Уайлд и хорька Белби, сладко дремавшего под боком у хозяйки. Девушка бездумно скользила застекленевшим взглядом по мелким печатным строчкам, будучи погруженной в свои мысли. Поезд еще не тронулся, до отправки оставалось чуть меньше четверти часа, и постепенно вагоны наполнялись звонким детским смехом, уханьем запертых в клетках сов, злобным шипением жмыров и гулом бесконечных разговоров. Все радовались началу летних каникул. Тому, что уже через восемь часов встретятся с родителями, которые их весло потреплют по макушкам, крепко-крепко обнимут и расцелуют в разрумяненные щеки. Тому, что впереди у них два месяца беззаботной жизни, далекой от ранних подъемов, бесконечных походов в школьную библиотеку, «Троллей» по зельеварению и магических уроков. Тому, что они приедут в свои уютные светлые дома, бесшабашно разбросают все вещи и начнут скакать от счастья. Будут писать своим друзьям, украдкой летать на метлах, со стонами писать десятифутовые сочинения по Травологии и Истории Магии, бегать по улице под теплым летним дождем, не боясь промочить ноги. Будут лазать в материнские клумбы в поисках садовых гномов или потерявшегося котяры, и будут получать по первое число за переломанные георгины и пионы. С хохотом будут убегать на кухню, хватая свежеиспеченные пирожки и тыквенный сок, и будут носиться по всему дому от растрепанных родителей, ругающихся и вопрошающих Небеса, за что им послано такое неразумное и неуправляемое чадо. И вновь им взъерошат волосы на затылках и с притворным ворчанием отпустят гулять до поздней ночи. Дверь купе тихо приоткрылась, и в щель просунулась черноволосая вихрастая голова паренька в круглых очках и с белоснежной крупной совой в клетке. Флоренс окинула робкое лицо Гарри пристальным бесстрастным взглядом, в котором явственно читалась усталость, и кивнула на сиденье напротив. Юноша в знак признательности что-то пробормотал и, поправив съехавшие на кончик носа очки, зашел в купе полностью и неловко уселся, поерзав на месте. Флоренс снова уткнулась в книгу, дав понять, что на разговор не настроена. Гарри смущенно стал рассматривать ее лицо, косясь на кованый фонарь на станции, видневшийся за припыленным стеклом. Девушка по цвету кожи напоминала вампира, какими их описывают в книгах, а фиолетовые круги под покрасневшими — то ли от недосыпа, то ли от слез — глазами, и полное отсутствие даже намека на румянец придавали вид восставшего из могилы мертвеца. Серовато-лиловые тени залегли на впавших щеках, на крыльях ровного носа, под бескровными потрескавшимися губами. Складка между четких бровей с мягким изломом стала еще более явственной, а темные волосы, сейчас отливающие черным и забранные в тугой хвост, словно потускнели. Гарри было тяжело. Он отстранился от друзей, стал совсем нелюдимым и еще более раздражительным, нежели обычно. По ночам юношу преследовала сцена гибели Сириуса, безумный хохот Беллатрисы и змеиное лицо Волан-де-Морта. И единственным светлым пятном за последние дни стал визит Флоренс в Больничном крыле. Гарри тогда почувствовал себя понятым и не одиноким. Но после того, как молодой человек выплакался и успокоился, девушка молча напоила его зельем для Сна без Сновидений, потрепала по плечу и ушла. Ничего не сказала. Но юноша ощутил неясное облегчение, словно кто-то протер запотевшее стекло, и мир вновь заиграл красками. Блеклыми, но заиграл. Поезд издал веселый пронзительный гудок, волнительный гул в вагонах усилился, и «Хогвартс-Экспресс» тронулся. На платформе махал огромной ручищей Хагрид, Клык, сидевший рядом, тоскливо глазел на густой пар, который заполонил всю станцию. Изумрудная листва деревьев ласково зашелестела, пропуская ажурные солнечные лучи, а песочно-коричневая плитка платформы покрылась сероватой пылью, кружащейся в теплом летнем воздухе, пропитанном магией, животрепещущей радостью и предвкушением каникул. За окном замелькали ослепительно-желтые рапсовые поля, горы, верхушки которых были покрыты искрящимися снежными шапками, буковые рощицы. Гарри засунул руку в карман штанов, нащупав смятую коробочку из шероховатого картона, и вытащил ее. Флоренс неясно посмотрела на него, и юноша, неловко поправив очки, протянул ей коробочку. Серебристая надпись сверкнула от пляшущего солнечного зайчика.