Derniеre danse des coeurs d amour (СИ)

Уайлд в ответ коротко кивнула, отворачиваясь. *** Гостиная Восточной башни была непривычно темной и неуютной. Лишь на каминной полке тревожно мерцал огарок свечи, освещавший циферблат старинных часов. Камин потух, сохраняя тепло, но от этого в комнате царила зловещая темнота. На письменном столе белели свитки пергамента и гусиные перья, а остальная мебель виделась размытыми черными пятнами. На подоконнике высокого стрельчатого окна можно было с трудом различить согбенную фигурку с приподнятой головой, сидящую на пухлой подушке. Флоренс Уайлд сидела, обхватив колени руками и мутным расплывчатым взглядом смотрела в окно. Печальный жемчужный месяц холодно серебрил верхушки деревьев в Запретном лесу, рябь глади озера и внутренние дворики Хогвартса со старыми раскидистыми яблонями и шпалерами, увитыми диким виноградом. На далекой лужайке мелькали одиночные золотистые вспышки последних светлячков среди жухлой травы. В вязком холоде осенней ночи протяжно взвыл Клык. По бледным щекам Флоренс безудержно катились горячие слезы, оставлявшие мерцающие дорожки. Девушка испытывала странную смесь чувств: горечь, обиду, неразъясненность и еще что-то, тягучее и противное. В груди разрасталось мерзкое болезненное ощущение, вызывающее щипание в глазах и тугой ком в горле. Эта недосказанность между ней и Малфоем почти убивала заживо, врезаясь раскаленными ножами в израненное сердце. Лучше бы он накричал и послал, чем то отталкивал, то манил обратно. А она велась. Ведь они все обсудили еще в июне, у этого самого окна. Но то, что было в поезде, заставило все юное существо Флоренс встрепенуться в слепой надежде. А потом опять «холодно». Холодно-горячо. Драко был, пожалуй, лучшим, что случалось в ее жизни. Флоренс не заметила, когда к чувству прочной, верной и истинной дружбы добавилась еще и пылкая влюбленность. Такая искренняя, чистая и глубокая, что порой становилось страшно. Но те драгоценные мгновения, когда они проводили вместе, были для девушки поистине бесценными, хоть она и не показывала своих чувств так явно. Флоренс чувствовала всю ту боль, которую испытывал Малфой, всеми фибрами души поддерживала его, старалась быть опорой. Давала надежду и веру в лучшее, протягивая руку помощи и отвечая на те прекрасные светлые эмоции, которые испытывал к ней Драко. Она знала, что он любит ее. И еще знала, что им не быть вместе. Да, Флоренс любила его так, как только была способна. И даже больше. Но она была не для Драко Малфоя. Только если как игрушка, развлечение, утеха. И Уайлд была даже рада, что они расстались — так проще было свыкаться с опаляющей внутренности болью. Но все было куда сложнее. Как замкнутый круг, который разомкнется только если кто-то из них сделает над собой усилие и прекратит это безумие. Или умрет. Слезы продолжали катиться по крыльям носа и падать тяжелыми горячими каплями на теплую фланелевую пижаму, смачивая клетчатый рисунок ткани. Месяц, разливающий равнодушный молочный свет на черный бархат осеннего неба, был безразличен к душевным метаниям какой-то студентки. И неподвижные звезды, мерцающей россыпью мелкого жемчуга рассыпавшиеся по небу — тоже. Последняя хрустальная слеза бесшумно упала на холодный камень подоконника, сверкнув в серебристом свете ночи. *** В черном камине мерно трещало зловещее зеленоватое пламя, освещавшее мрачную гостиную Слизерина. Комфортабельные диваны и кресла, обитые роскошной кожей всевозможных оттенков темно-зеленого, изящные кованые канделябры из черненого серебра с рядами белоснежных свечей, горевших холодными огоньками. Дорогие изысканные гобелены скрывали темный камень стен, а ворсистые теплые ковры — промерзший пол. Причудливые скульптуры, высеченные из черного мрамора каким-то редким умельцем, замерли в углах гостиной в ледяном горделивом молчании. Вместо окон в гостиной были иллюминаторы, за которыми стояла неподвижная мутно-зеленая вода, а портьеры из тяжелого бархата скрывали толстые выпуклые стекла. Прохладный воздух был пропитан запахами плесени, дыма пафосных сигарет и неприлично дорогого алкоголя, элитных женских духов и черных роз в вычурных вазах с тошнотворно-сладким ароматом. Гостиная была практически пуста. Только в одном из кресел неподвижно, словно он был одной из статуй, сидел молодой человек. Он смотрел стеклянным взором на трепещущее пламя, переплетя худые длинные пальцы рук, откинувшись на мягкую спинку и закинув ногу на ногу. Расслабленная поза опасного хищника. Уложенные в безупречную прическу волосы цвета чистейшей платины отливали атласным блеском. Тонкий черный джемпер с горлом обтягивал рельефное, но худощавое туловище юноши, брюки со стрелками выглядели так, будто их только купили минуту назад, а начищенные до зеркального сияния ботинки сверкали в зеленоватых отсветах огня. Узкое аристократично-бледное лицо выглядело абсолютно бесстрастным, но в благородных, острых чертах читался неуловимый отпечаток властности и того пренебрежительного презрения, которое свойственно непозволительно богатым и пользующимся властью людям. Они смотрят так на всех — на подчиненных, на начальников, на бесчисленных любовниц, на рабов, на королей и даже на Бога. Они испытывают раскаяние или сожаление только в том случае, если их душа еще не прогнила окончательно. У таких еще есть надежда… До тонкого обоняния Драко Малфоя донесся знакомый аромат нежных свежих духов и цитрусового шампуня. Ему на плечи легли изящные девичьи руки с мягкой белой кожей, а впалой щеки коснулся холеный волнистый локон.