Б.-А. ЛЕВИ. Я с удивлением вижу, что, когда кто-то (мне дали слово, я его возьму) берет здесь слово, чтобы объяснить, выступить с критикой института философии, с критикой людей, которые многие годы удобно пользуются этой системой и реагируют только тогда, когда чувствуют угрозу для себя, ему затыкают рот… Я удивлен, что, когда мне самому предлагают взять слово, какая-то группа людей старается отобрать у меня микрофон и затеять стычку. Я, собственно, хотел сказать следующее: меня еще вчера удивило, что здесь выступают с нападками на прессу: вы что думаете, это профессора философии первыми разоблачили Гулаг? Нет, его разоблачили телевидение и пресса. Вы думаете, что Глюксман как преподаватель философии год назад, в день приезда Брежнева в Париж, предоставил свою «свободную трибуну» троим диссидентам из Восточного блока и вызвал скандал? Это все была пресса. А не Генеральные штаты философии. Я поражен, что сегодня, когда 76 тысяч вьетнамцев снова выброшены в море по приказу малайского правительства, об этом даже не говорят. Я поражен, что накануне того дня, когда перед судом по делам государственной безопасности должны предстать корсиканские активисты, среди которых один преподаватель философии, Мондолони…
ДЕРРИДА. Об этом упоминалось. Не говорите ерунды.
Б.-А. ЛЕВИ. Прекрасно, тогда беру свои слова обратно. Тогда я говорю, что удивлен, что можно было говорить об антимедийной бдительности. Когда-то говорили об антифашистской бдительности. Если Генеральные штаты философии созывались за этим, я не только удивлен, но и крайне разочарован.
С. АГАСИНСКИ. Я хотела бы только заметить Б.-А. Леви: он был здесь вчера, но не посчитал нужным выступить, потому что пришел один. Сегодня он пришел с друзьями, которые принялись кричать на лестнице, чтобы саботировать собрание и захватить это мероприятие[798]
.В отношении дальнейшего развития событий рассказы очевидцев расходятся, и книга, в которой представлены выступления и дискуссии этих двух дней, дает лишь частичное представление об этом столкновении, многие «неразборчивые» фрагменты которого не были записаны. Бернар-Анри Леви до сих пор утверждает, что его «удалили из зала», а затем «выбросили из Сорбонны на улицу». На круглом столе, организованном журналом