Деррида

Нанси и Лаку-Лабарт, конечно же, соглашаются с Деррида и очень рады этой почти полной публикации (магнитофонная запись некоторых обсуждений оказалась испорченной). Но техническая работа по подготовке рукописи очень тяжелая: ее не может выполнить один человек и ее приходится делить. «Вы можете рассчитывать по крайней мере на Сильвиан и на меня», – пишет Деррида[836]. Проект реализуется очень быстро, без тех затруднений, которые были бы у него в Aubier и в Flammarion. Весной 1981 года в издательстве Galilée выходит огромный том объемом 704 страницы убористого шрифта, с оригинальной обложкой, выполненной Адами. Несмотря на всю эту роскошь, как отмечают Нанси и Лаку-Лабарт в своем предисловии, материалы конференции могут дать лишь отрывочное представление «о том, что на самом деле происходило в течение 10 летних дней в Серизи, о конфронтации (вплоть до стычек), вопросах (вплоть до допросов), сотрудничестве и дружбе (вплоть до праздника)»[837].

Осень отмечена трагедией. 16 ноября 1980 года в семь часов утра Луи Альтюссер, на несколько дней выпущенный из клиники, стучит кулаком в дверь доктора Пьера Этьена, работающего врачом в Высшей нормальной школе. «Пьер, посмотри, я, кажется, убил Элен», – говорит он растерянно. Врач накидывает халат и идет вслед за тем, с кем дружит уже 30 лет. Элен Альтюссер, в девичестве Ритман, известная в Сопротивлении под именем Легосьен, лежит задушенная на полу возле своей кровати. Доминик Домбр рассказывает об этом так: «Луи Альтюссер находится в состоянии крайнего возбуждения. „Сделай что-нибудь, а то я все тут подожгу“, – говорит он врачу. Он постоянно твердит одно и то же: „Я убил Элен, кто следующий?“. Доктор Этьен звонит в больницу Святой Анны, чтобы врачи приехали за Альтюссером. Скорая помощь приезжает минут за двенадцать до полиции, которую вызвал Жан Буке, директор Высшей нормальной школы. Альтюссер находится в такой прострации, что Ги Жоли, следователь, в тот же вечер приехавший в больницу Святой Анны, отказывается от попыток предъявить ему обвинение в предумышленном убийстве. Кажется, философ не в состоянии понять смысл этого судебного акта»[838].

Какой бы ужасной ни казалась эта история, она не стала совершенной неожиданностью для людей, близких к Луи Альтюссеру. «Сколько я его знал, никогда не видел его в таком состоянии, – вспоминает Доминик Лекур. – Попробовали новое лекарство, которое ему явно не подошло. Порой его даже нельзя было навестить: так сильно он бредил. Однако Дяткин его выпустил, сказав, что „это кульминационный кризис“. Он всегда поддавался чарам Элен и Луи, которых лечил. Но состояние Альтюссера по-прежнему было тяжелым. Мы боялись, что он с собой покончит. Элен часто звонила мне поделиться новостями. Мы с Деррида регулярно обсуждали состояние Альтюссера с тревогой и печалью»[839].

Как только самого знаменитого в мире философа-марксиста поместили в изолированную палату, врачи принялись разыскивать его семью. «На самом деле у Альтюссера ее не было, – объясняет Этьен Балибар, – поскольку его племянник был еще слишком молод. Тогда они обратились в Высшую нормальную школу, которая уже давно, по сути, заменила ему семью. Немедленно оповестили Деррида, действия которого в этот период выше всяческих похвал»[840]. В это зловещее утро он приезжает одним из первых, одновременно с Режисом Дебре, с которым возобновил отношения в предшествующем году во время подготовки генеральных штатов философии. Вместе они отправляются в больницу Святой Анны и там проводят несколько часов в ожидании разрешения повидаться с Альтюссером[841].

На следующий день пресса посвящает этому во всех отношениях исключительному происшествию аршинные заголовки. Le Quotidien de Paris начнет настоящую кампанию против Альтюссера и Высшей нормальной школы. В первый день, однако, поступает противоречивая информация, говорится только о «таинственном происшествии в Высшей нормальной школе»: