Деррида

Встает вопрос о том, не несет ли он [Альтюссер] прямой ответственности за смерть своей жены. Но со вчерашнего дня ночные события скрыты за завесой стыдливости. Директор Школы господин Буке недоступен. Консьержу было рекомендовано не болтать лишнего. Что же касается врача Высшей нормальной школы, он заранее ответил на наши вопросы: «Не нужно все слишком драматизировать, жена Луи Альтюссера скончалась ночью, а у него была глубокая депрессия». Но возможно, медик просто хочет отогнать от прославленного учебного заведения призрак распространяющихся в обществе слухов»[842].

Во вторник утром France-Soir в своей передовице сдержанно подтверждает, что речь идет об убийстве: «Альтюссера обследуют психиатры. Следователь не стал зачитывать ему обвинение, потому что философ был не в состоянии его понять». Более резкий тон в Le Quotidien de Paris, которая посвящает этому делу целый разворот и желчную колонку редактора Доминика Жаме: «Сколько предосторожностей, господа, сколько уклончивости, лжи во спасение, перьев, которые снова и снова окунаются в чернильницу, да так в ней и застревают, сколько дружбы, граничащей с пособничеством, сколько умолчаний и недомолвок, из которых одни проистекают из самоцензуры, другие, по всей вероятности, – из цензуры политической и общественной»[843].

Журналист разражается карикатурными нападками в стиле правых: по его словам, если бы убийца был незначительным человеком, то сразу бы вызвали полицию, но Альтюссер – «видный член коммунистической партии» и при этом принадлежит к «французскому интеллектуальному истеблишменту»:

Они вместе с власть имущими, хотя и с сочувствием склоняются над отверженными… Итак, существуют ли государственные привилегии? Должны ли руки философа всегда оставаться чистыми? Что это за люди, которые присваивают себе подобное право, выходящее за рамки общего права?.. Как эти образцы добродетели, протестующие против неравенства и классовой несправедливости, осмеливаются использовать это неравенство в свою пользу?

Доминик Жаме возобновляет свое наступление в среду 19 ноября. «Альтюссер, скандал», – говорится в передовице Le Quotidien, в которой затем обсуждается «удивительный корпоративный сговор, пособниками которого стало столько людей, вроде бы желающих уничтожить разделение на классы, вероятно, для того, чтобы сохранить касты». И газета всерьез задается вопросом: «Нужно ли бояться философии?». Жан Дютур во France-Soir тоже неистовствует, а крайне правый еженедельник Minute, называя философа «высшим анормальным», пишет нечто вполне предсказуемое, а потому еще более грустное: «Что за поразительная квинтэссенция коммунизма в целом, это дело Альтюссера, начинающееся в дебрях философии и завершающееся грязным Большим Гиньолем». Как и министр юстиции Ален Пейрефит, выпускник Высшей нормальной школы, они хотят, чтобы дело передали суду присяжных.

Все эти первые дни «разбитый эмоциональным ударом… Жак Деррида, вернейший из самых верных, отказывается от любых комментариев». Он не доверяет прессе даже больше, чем обычно. «Слишком тяжело», – единственная фраза, оброненная им журналисту из Le Monde[844]. Это, однако, не мешает ему действовать быстро и эффективно. 18 ноября он направляет адвокату письмо на бланке Высшей нормальной школы, которое также подписали несколько его коллег. Луи Альтюссер в настоящий момент не в состоянии выбрать себе адвоката, объясняют они. «Поэтому нам показалось, что наш долг – обеспечить ему юридическую защиту, путь и временную, так что все мы, образующие его семью друзей, любезно просим вас стать адвокатом Луи Альтюссера»[845].