Деррида охладел к Высшей нормальной школе. Хотя он и принимает студентов и внимательно относится к их личным проблемам, после ухода Альтюссера ситуация осложнилась. Исчезла главная связь, и Школа стала для него неотделимой от этой трагедии. Одновременно охладели отношения с Бернаром Потра. Последний рассказывает: «Что бы Деррида ни говорил, он хотел, чтобы люди из его круга вели себя как его ученики, и поощрял своего рода подражание. Впрочем, я сам так себя вел в течение нескольких лет, не отдавая себе отчета, настолько я его обожал. Но через какое-то время я должен был констатировать, насколько строго он следует старому принципу „кто не со мной, тот против меня“: как только появлялись расхождения или же он начинал подозревать, что они появились, он тут же делал выводы. Быть с ним – означало быть абсолютно ему верным. Но помимо того, что я и сам не образец покорности, на мой взгляд, школы Деррида быть не может, потому что деконструкция – это прежде всего его стиль – и только его. Его ученикам остаются только объедки. Это в некоторой степени сближает его с Хайдеггером, философом, которым он был, вероятно, больше всего одержим. Конечно, такие люди, как Нанси и Лаку-Лабарт, постарались избежать этого перекоса, и, возможно, им это удалось, потому что они уже сформировались, когда начали работать с ним. У меня другой случай. Поэтому мне ничего не оставалось, как попытаться избежать этого притяжения, чтобы выйти на свою собственную орбиту. И потом должен признаться, что на смену Деррида, человеку, которого я так любил и которым так восхищался, который многому меня научил, пришел другой человек, все время занятый делами, не отрывающий глаз от своего ежедневника и постоянно поглядывающий на часы, все время находящийся в промежутке между двумя встречами и парой телефонных звонков. Это можно понять или допустить, пусть даже мне казалось, что это „не пристало философу“. Но должен признаться, что в этот период я с трудом переносил его нескончаемые жалобы: „Если бы ты знал… у меня нет ни одной минуты на себя“ и т. д., тогда как, очевидно, он все сделал для того, чтобы у него была такая жизнь, полная суеты и славы»[869]
.Как бы ни была велика его усталость, Деррида все же не отказывается от Высшей нормальной школы в эти последние месяцы 1981 года. В качестве последней попытки, надеясь, по-видимому, воспользоваться приходом нового директора и недавними политическими пертурбациями, он готовит довольно радикальный проект трансформации образования, предоставляемого на улице Ульм. Он задается вопросом не только о философии, но и о будущем литературных исследований, приводя в 13-страничном документе, напечатанном на машинке, несколько «предложений для предварительного проекта». Исходная посылка весьма сурова: «Интересы государства и нации требуют, чтобы… потенциал образовательного и научно-исследовательского учреждения, которое все еще остается очень сильным и богатым, не ослаблялся и не разрушался». Таким образом, речь идет о том, чтобы определить «условия выживания, а затем и развития литературных исследований». До сих пор, утверждает Деррида, последние никогда не получали средств, необходимых, чтобы следовать своему научному призванию, предусмотренному официальными документами. Не ослабляя классическую систему набора по конкурсу и через подготовительные курсы, следовало бы также, по его мнению, как только появится такая возможность, открыть «другое пространство» путем найма свободных исследователей «на другом уровне и по другим критериям». Необходимо также создать исследовательские центры, предпочтительно по новым дисциплинам или неожиданным темам, в которых будут выдаваться особые дипломы. Дав предварительные разъяснения о функционировании этих центров, Деррида заключает, что подобная мера, на его взгляд, – единственное возможное будущее для исследований литературы: «У этих больших устремлений не будет ни единого шанса, если не будет принято решение придумать новые формы работы, новые курсы и нетипичные „критерии“, темы исследований, пока еще непривычные для университета, для других учреждений, да даже и в собственно Франции»[870]
.