Деррида

Деррида всех застал врасплох, подошел не вовремя, с неожиданной стороны, когда в 1993 году, то есть относительно поздно, он заговорил о Марксе, начал говорить «Марксом», на языке Маркса, заставил Маркса говорить, в каком-то смысле с отсрочкой. Это расхождение имело определенный смысл, было даже в каком-то отношении необходимым: именно тогда, когда Маркс был выброшен на свалку, умер и погребен, обречен на молчание, когда к нему относились как к околевшему псу, отвергли его и словно бы аннулировали… пришло, казалось, время дать ему если не «слово» как таковое, его собственное, исключительно его слово, закрепленное в тождестве его живого присутствия, то по крайней мере призрачное слово «привидения», которое было ему дано в «Призраках Маркса»[1236].

В то же время эта «небольшая книга», как Деррида всегда будет ее называть, хотя в ней почти 300 страниц, не будет единогласно признана теми, кто считает себя последователями Маркса. Споры оказываются настолько оживленными, что Майкл Спринкер, организатор журнала Rethinking Marxism, собирает у десятка интеллектуалов, в основном англоязычных марксистов, их отклики на эту работу, объединяя их вместе с ответом Деррида в издании под названием «Призрачные демаркации»[1237]. Только текст Деррида будет опубликован по-французски под названием «Маркс и сыновья»: в нем он в твердой, но спокойной манере полемизирует со своими оппонентами, приберегая наиболее резкие возражения для «совершенно невероятной» статьи, подписанной его бывшей ученицей Гаятри Спивак[1238].

За несколько месяцев до «Призраков Маркса» вышла книга «Нищета мира» – большой коллективный труд под редакцией Пьера Бурдье, который благодаря ему снова оказался в центре внимания СМИ. Это почти одновременное утверждение бескомпромиссных левых ценностей способствовало сближению двух мыслителей. Какова бы ни была критика, с которой Деррида мог выступать против Сартра, ангажирование, с его точки зрения, остается «прекрасным словом, по-прежнему совершенно новым». И как он утверждает по случаю 50-летия журнала Temps modernes, важно «сохранить или реактивировать формы этого „ангажирования“, меняя его содержание и стратегии»[1239].

Идея «Парламента культуры» была предложена Бурдье еще осенью 1991 года на Симпозиуме европейских литератур в Страсбурге. В июле 1993 года после убийства алжирского писателя Тахара Джаута около 60 авторов, включая Деррида и Бурдье, призывают к созданию международной организации для поддержки по всему миру писателей и интеллектуалов, ставших жертвами преследования. Встреча, на которой принимается решение о создании Международного парламента писателей, проходит в Страсбурге с 4 по 8 ноября 1993 года. В ее подготовке принимают активное участие Жан-Люк Нанси вместе с Филиппом Лаку-Лабартом и страсбургский политик Кристиан Сальмон. Среди гостей – Сьюзан Зонтаг и Эдуард Глиссан, а также Тони Моррисон, недавно получившая Нобелевскую премию по литературе. Однако 7 ноября ход мероприятия меняется вследствие «неожиданного» появления Салмана Рушди, прибывшего с серьезной охраной: это его третье появление на публике во Франции после того, как в феврале 1989 года против него была объявлена фатва. Деррида и Бурдье участвуют вместе с ним в дискуссии в прямой трансляции на канале Arte, по окончании которой они остались очень недовольны, поскольку модератор, как им показалось, придерживался слишком уж катастрофической интерпретации событий. Это не помешает им в течение нескольких лет следить за судьбой Международного парламента писателей, хотя впоследствии они предпочтут ему создание нескольких «городов-убежищ».