Дервиш света

И Кагарбек пододвинул к нищим горцам изысканные блюда.

— О, всемогущий, всесовершенный закон желудка! — воскликнул Мурад-Шо. — Счастлив тот, кто открывает вход в этот дом гостеприимства!

Но ему и его брату изменила выдержка. Голод сказался. Они ели поспешнее, чем требовали правила этикета, и глотали куски, почти не разжевывая. Особенно Забир-Шо. Шальным взором шарил он по дастархану, вытянувшимся носом с наслаждением втягивая соблазнительные запахи.

Доктор, видя это, не осуждал горца. Молодое, крепкое тело Забир-Шо, видное в прорехи одежды, совсем иссохло. Его густая черная, как смоль, борода, свалявшаяся кошомкой, подрагивала. Глаза от наслаждения сузились в щелочки.

Утоление голода заглушило все ощущения и, самое главное, предчувствие неминуемой гибели.

И разве не ясно, что и весь дастархан, и все гостеприимство — не что иное, как издевательская, утонченная пытка. Разве простят им такое ужасное оскорбление, какое они, ничтожные смертные, нанесли, поднеся блюдо с коровьими копытами этим вельможам в бархатных с серебром поясах — столпам государства.

Нет, наесться до отвала, съесть побольше вкусных вещей, а там можно и подставить безропотно шею под остро наточенный нож палача.

Мурад-Шо ел плотно, основательно, с достоинством почетного гостя, хоть с виду он и простой горец-бедняк, но человек, в родословной которого вырисовывалась линия могучего древнего рода, владевшего горными замками еще во времена походов Искандера Двурогого. Не даром и сам Мурад, и его предки носили имена обязательно с приставкой «Шо» — царь.

— Увы, — шепнул Алаярбек Даниарбек сыновьям доктора, — «царям» сейчас ничто не поможет!

— А что будет?

— А будет то, что будет. Кончайте кушать и пойдемте собирать виноград. Знаете, какой здесь виноград? Гиссарский!

Чрезвычайно не нравилась Алаярбеку Даниарбеку отталкивающая рожа есаула Недоноска. А тот, не забывая хватать куски пожирнее, не спускал по-собачьему глаз со своего господина Кагарбека и даже нет-нет да и начинал закатывать рукава, показывая всем своим видом: «Готов!»

К чему готов? Алаярбек Даниарбек догадывался.

«Беспечные! Что и ждать от камнеедов!» — бормотал он.

Алаярбек Даниарбек давно уже числился переводчиком при губернской канцелярии, мнил себя чиновником, не любил якшаться с простым людом, но в душе сочувствовал ему.

А горцы наслаждались:

— Ох, от эмирского плова бедняку и голую косточку пососать!

Визирь Сахиб Джелял, согнув ногу, вытирал о кожу голенища сальные пальцы и благодушно говорил:

— Приобретение душевного спокойствия зависит от дастархана. А теперь скажем: «О-омин обло!» — и займемся делами. Господин бек, проводите нас в соответствующее помещение, где можно без помех обсудить важное и неважное, серьезное и несерьезное.

Запахнув полы богатого своего халата, он прошествовал — иначе не скажешь — в летнюю мехмонхану гиссарского бека.

XIII

На лезвии его меча — грань серьезного и игры.

Абу Таммам

Парадная мехмонхана гиссарского бека была обставлена как полагается к приему важного сановника государства.

Пол посреди комнаты устилал очень дорогой кашмирский ковер, который называется миона. Вдоль боковых стен простирались два боковых ковра, не менее ценных — канорэ, а напротив почетное место украшал совершенно поразительной выделки ковер сарандоз.

Вот сюда-то и направился Сахиб Джелял, ведя под руку доктора и приглашая усесться на шелковых ханатласных курпачах.

— Богато живете, господин бек, — проговорил он, обводя взглядом алебастровые резные стены и хрустальную люстру, свисавшую с расписных болоров потолка. — Доходы, господин бек, от вас в казну эмира, — да благословит его аллах, — поступают исправно? Однако нам известно, что к высокому престолу вы ежегодно не доставляете и половины причитающихся налоговых сумм с Гиссарского вилайета. Пишете их высочеству эмиру разные там кляузные отговорки…

— Да, наши земли оскудели. Райя — черный люд — нагло отказывается платить налоги.

Бек не удостоился приглашения визиря и стоял на коленях на боковом ковре-канорэ в выжидательной позе.

Лицо Кагарбека налилось кровью и покрылось потом. Уже то, что визирь не пригласил его с собой на сарандоз, плохой признак. А тут еще в мехмонхану ввалился, гремя оружием, в белом одеянии начальник личного конвоя Сахиба Джеляла, состоявшего из десятка белуджей.

Не дожидаясь ответа, визирь распорядился:

— Пригласите старейшин Каратага! И свое блюдо с угощением пусть возьмут с собой.

Бородачей каратагцев Джелял усадил на шелковые курпачи, в ряд с собой и приказал:

— Хозяин, как же без дастархана, а?

Казалось, сейчас из пофиолетовевших щек и шеи бека Абдукагара брызнет кровь. Сопя, он неловко разостлал дастархан.

— Подать каратагское угощение!

Есаул Недоносок исчез и тут же, кривляясь и хихикая, появился, неся на вытянутых руках блюдо с копытами.

— А теперь, почтенные, угощайте вашего хозяина! А ты, бек, кушай!

— К… как можно?! — завопил Кагарбек.

— Плохо угощаете! — обратился к каратагцам визирь. — Кушай, бек!