Дервиши на мотоциклах. Каспийские кочевники

Через час сальники нужного размера прибыли в мастерскую. На сегодня моя миссия была исчерпана. Я мог только пожелать Рустаму счастливого завершения трудового дня и отправиться в хороший ресторан покурить кальян, благо табак Total Flame собственной выделки я припас еще с утра.

XVIII. Ориентировка на местности: Total Flame под вкрадчивые разговоры об Аллахе

…В тот вечер я показывал свои кальянные табаки местным людям из кальянного и сигарного бизнеса. Понятно, что сигарная культура в Узбекистане – нечто очень экзотическое, я даже не помню, существовал ли в советское время в Ташкенте магазин «Гавана», но вот кальян курят почти все. Как раз накануне моего отъезда Total Flame выпустил самый крепкий кальянный табак в мире, и по сравнению с популярными на востоке сладко-фруктовыми, сильно ароматизированными смесями это просто был взрыв сознания.

Я списался с нужными людьми еще из Москвы, и в Ташкенте меня и мой табачок ждали, надеялись и верили.

…Мы раскурили кальян и прошли по первому кругу, когда Мешхед – хозяин одного из центровых ташкентских табачных магазинов – подвел к нашему столику высокого человека классического тюркского облика, как с картинки: худое заостренное лицо, зачесанные назад жесткие седые волосы и бородка клином.

– Это Хасан-ака, – представил нового знакомца Мешхед. – Он книги пишет. О том, как жить. На узбекском языке.

Книги? – интересно. Я тоже пишу книги.

…Хасан сел за наш столик, закурил кальян и как бы заметно подобрался, вытянулся – весь внимание, пытаясь при этом поймать мой взгляд. Я некоторое время отводил глаза, но потом почувствовал, что мне становится не по себе, будто я что-то скрываю, и принял игру, стал отвечать вниманием на внимание. Разговор сначала зашел о бизнесе, мы даже по ходу договорились о поставках табаков в Ташкент, потом я стал рассказывать о своих путешествиях…

Хасан молчал, но в его взгляде было все больше и больше вопроса и ожидания, обращенного именно ко мне. Это было естественно, я выступал новичком в этом городе и в этой компании. Всем хотелось, чтобы я поговорил именно с ним. Ожидание этого разговора зависло в воздухе. Я понимал, что с Хасаном меня познакомили не случайно, это своего рода проверка или, как говорили мы в детстве, прописка, к тому же Восток есть Восток, Запад есть Запад, и вместе им не сойтись.

В общем, я задал вопрос первым:

– Хасан-ака, расскажи, как ты думаешь, когда-нибудь люди на этой планете будут счастливы? – И тут же подумал: какая глупость, что это со мной? – и, сразу, уже с некоторой злостью: если он книги о жизни пишет на узбекском, да еще глядит на меня все время с вызовом, пусть ответит мне по-русски, просто и ясно.

– Да, – спокойно сказал Хасан. – Будут.

– Когда это случится? Скоро?

– Да, – спокойно сказал Хасан. – Может быть, и скоро.

– А что для этого надо?

– Тебе надо вот… ислам надо принимать.

– Мне? – удивился я.

Я ожидал услышать все, что угодно, но такой ответ, как мне показалось, по степени примитива превзошел все мои ожидания. Однако Хасан оказался не так прост.

– Тебе, конечно, да, – он ни на секунду не изменился лицом, выдыхая очередное облако кальянного дыма. – Я вот слушаю тебя. Ты много ездил, думал, искал. Да. Очень-очень-очень много видел, много видел вокруг света – буддистов, ну всякое. Однако самая верная дорога – ислам.

Я, честно говоря, просто растерялся. Не знал, что ответить.

– Скажи, Хасан-ака, если я по монастырям Тибета ходил, по церквям, по мусульманским святыням ходил, но вот, знаешь, ни в кого не хочу, ни в кого не могу верить. Что мне делать? И потом сейчас вопрос не обо мне лично…

– Я понимаю, – кивнул Хасан.

– Дослушай вопрос, да. Не обо мне лично. Я какой есть, такой есть. Я от этого ни плохой, ни хороший. Я ценности все принимаю. Но для всех людей, для человечества – не важно, для мусульман, христиан, иудеев, буддистов – есть какой-то рецепт, чтоб все они были счастливы?

– Начинать с себя надо, – ответил Хасан. – Я тебе напишу. Не сейчас, я немного выпил, и ты немного выпил, нельзя подвыпившим людям о таких вещах разговаривать, тем более за общим столом. Я напишу тебе, не сегодня, но напишу. Ты только помни, куда ведет дорога. Главное – это покой. Покой – это джихад. Поход за истиной.

…В гостиницу я уезжал немного подшофе, отдохнувший, но в каком-то сложном настроении. В голове крутилось: главное – это покой, покой – это джихад…

Перед сном записал:

Спокойствие, как вода.

Песчинок пустынь меньше,

Чем звезд ночного неба.

XIX. Страна под железной чадрой