Дервиши на мотоциклах. Каспийские кочевники

…Вася и Любер приехали из Бухары и Самарканда счастливые и довольные. Они отлично покатались, неплохо провели время, не особо увлекались древностями, зато много говорили с людьми. Оба были единодушны: узбеки гостеприимны, таджики – тем более, но отличить одних от других без бутылки тяжело, с бутылкой – еще тяжелее. Бухарцы – милые и патриархальные, самаркандцы – избалованы туристами. Девушки азиатские встречаются очень даже ничего, но подход к ним нужен особый. А за деньги не хочется. Правда, если увлекательно рассказывать о дальних странах и итальянском чинква терра, все может произойти. К тому же в Самарканде они видели почти полуголую девицу в виде современной скульптуры. Вот бы местные так одевались. Но увы…

…За рассказами и трепом о первой половине путешествия пролетело полночи, а к утру мотоцикл мой тоже был готов, и это было истинное счастье. Рассекать по проспектам и площадям на «Иваныче» с амортизаторами – невероятный кайф. Как будто пересел с шестерки на «Мерс» S-класса. Я даже знал теперь, на какой заправке в этом городе можно свободно залить 95-й бензин. «Байкеры Узбекистана» подсказали. Они оказались отличными ребятами. А ведь вышел я на них почти случайно, в отчаянье забил «ремонт мотоцикла Ташкент» в поисковую строку Google.

С Ташкентом все было хорошо. Столица Узбекистана действовала на нас благотворно. Кроме всего прочего, потеплело, и высокое азиатское небо стало, наконец, таким, каким ему положено быть – синим. Даже временами казалось, что откуда-то дует морской ветер. Чистый обман, потому что пребывали мы посреди пустынь, в самой середине Евразийского континента. На запад – Гоби, на восток – Каракумы, на север – казахские степи, на юг – Памир и Гималаи. И вроде все рядом.

Но хотелось двигаться дальше, верней, назад, на Запад, к берегам Каспия. Ведь когда мы назвали наше путешествие Каспийским ралли, мы думали, как будем рассекать по берегу моря: слева – пустыня, справа – пляж. Морей же пока вообще не видели. Даже Арал, и тот высох.

Между нами и морем лежала Туркмения. В Ташкенте нам надо было получить еще в Москве обещанные туркменские транзитные визы. И тут нас ждал главный облом. Отказ.

Московские туркмены все гарантировали с предельной ясностью – подъедете, мол, и возьмете. Хотя до того они еще много чего обещали, но всегда за этим следовало витиеватое азиатское «а не могли бы вы последовать на…».

Так что сомнения существовали с самого начала. К тому же в Бухаре мы видели десятка полтора разных европейских путешественников, которые ждали милости от Ашхабада месяцами. Одно забавное английское семейство на машине просто поразило нас наивностью. «Как же, – спрашивал сам себя Джон, сорокапятилетний болельщик Манчестера, мечтающий проехать на своей маленькой машинке в Иран примерно нашим же маршрутом, да еще с женой и восьмилетним сыном, – как же так? Как они могут нас не пропустить? Просто пропустить, на один, ну на два дня?»

Через Россию им ехать страшно не хотелось. Для них это тоже визовые хлопоты, огромный крюк и лишние деньги. В Бухаре они торчали уже больше месяца. Объяснить, что могут проторчать и полгода, было попросту невозможно. Оставалось только сочувствовать и кивать головой.

Так что, отправляясь в туркменское посольство, мы не были уверены в успехе своего благородного предприятия. Но все-таки надеялись на лучшее.

Туркменов в Азии не любит никто. Или почти никто. Они тут как бы пришельцы из совсем другого мира. Дело в том, что простых граждан этой страны очень давно за ее границами не видели – покойный хан Ниязов и его товарищи направляли по специальному распоряжению в сопредельные страны лишь особо доверенных лиц. В том, что это весьма специфические персонажи, сомневаться не проходилось – а судить по ним обо всем народе было бы явно некорректно. По крайней мере, Семевский и другие путешественники советского времени писали о Туркмении с нежностью.

Но нам не повезло. Мы живем в другую эпоху.

Туркменское посольство в городе Ташкенте расположилось в невероятно красивом особняке, каком-то чудом уцелевшем после землетрясения и отреставрированном с роскошью, достойной падишахов. К нам вышел консул, дородный восточный бей лет пятидесяти, с лицом, стянутым книзу гримасой собственной значимости, и потому, кажется, никогда не знавшим улыбки. Разговор он начал на чистом английском наречии. Я поинтересовался: «Почему бы нам не перейти на русский? Неужели Вам не знаком язык Пушкина и Путина?»

Оказалось, русский он знал очень неплохо, и пусть с неохотой, но побеседовать на нем согласился. То была последняя уступка с его стороны. В визе нам отказали. Отчего – консул не знал. Они, мол, люди маленькие, все решают в Ашхабаде. Если вышел отказ, значит, отказ.

Обидно было до слез.