Держава (том первый)

— Господа юнкера, — торжественно начал речь, взмахом руки усадив подпрыгнувших павлонов. — Я старший полковник лучшего в гвардии Павловского полка Ряснянский Евгений Феликсович. Вы, надеюсь, успели ознакомиться с историей полка, написанной штабс–капитаном Гоувальтом. Потому буду краток. Как вы уже знаете, наш полк сформирован в 1726 году, как пехотный Тенгинский. 15 мая 1790 года из одного батальона Тенгинского пехотного полка, с дополнением нижними чинами из московских гарнизонных батальонов, создан новый полк. С 1791 года он назывался гренадёрски Московским. 23 ноября 1796 года Именным указом императора Павла Первого от Московского гренадёрского было отделено два батальона и две роты запасного батальона, для сформирования нового гренадёрского полка, который получил название Павловского гренадёрского. Обмундирование павловцев состояло из тёмно–зелёного кафтана, белого камзола и штанов. Полку был присвоен красный цвет воротника, лацканов и обшлагов. Головным убором стала гренадёрская шапка с медным налобником, которая до сих пор является гордостью полка. Она немного видоизменилась в 1802 году и стала тем самым знаменитым головным убором, который полк сейчас и носит. 2 июня 1807 года в русско–французскую кампанию, возле прусского города Фридланда произошёл бой, на века прославивший наш полк. Сама битва была для русской армии неудачной, мы потерпели поражение, а наш полк оставили прикрывать отход армии. Несколько часов гренадёры стояли под яростным французским огнём и не дрогнули, — глаза полковника тоже пылали огнём восторга.

Назубок знавшие эту историю офицеры полка гордо подбоченились, и сидели с таким видом, словно это они выдержали атаку французских батарей.

Лишь генерал, принявший полк в прошлом году, хотя и служивший в нём обер–офицером, спокойно слушал полковую легенду, как слушал кадетом на уроке истории мифы древней Греции.

— …И тогда, дважды раненый в руку и ногу шеф павловцев генерал–майор Мазовский, не имея сил держаться в седле, приказал двум гренадёрам нести его впереди полка, воскликнув… — поднялся с места полковник, за ним встали офицеры и тут же вскочили юнкера, не разобравшись толком в причине переполоха.

Лишь генерал опять остался сидеть.

— …Друзья! — воскликнул Мазовский. — Неприятель усиливается… Умрём или победим! — промокнул салфеткой глаза. — Садитесь господа, — справившись с волнением, уже более спокойным голосом произнёс он. — И умерли! И победили… Господа! Помянем наших великих предков, благодаря которым до сих пор жива Россия. Юнкерам тоже можно немного налить, — распорядился он. — И если вам, ребята, придётся воевать, — оценивающе глянул на вновь вскочивших на ноги юнкеров, махнув им рукой, чтоб садились, — берите пример с павловцев, которые во главе с генералом пошли в последнюю свою атаку… Сейчас в полку хранится 532 прострелянных гренадёрских шапки. Они напоминают нам о мужестве их владельцев. Недаром 13 ноября 1809 года было приказано вычеканить на прострелянных гренадёрках имена тех нижних чинов, кои вынесли их с собою с поля сражения. — Подпоручик, — обратился он к внимательно слушавшему его офицеру с нежныи овалом лица и волнистыми волосами. — Прочтите, пожалуйста, предисловие к «Медному всаднику». У вас хорошо получается.

— С удовольствием, — поднялся офицер и печально почесал указательным пальцем то место, где должны находиться благородные мужские усы.

Люблю воинственную живость, — тихо начал он, —
Потешных марсовых полей,
Пехотных ратей и коней
Однообразную красивость,

— чуть прикрыв глаза, с удовольствием произносил пушкинские строки:

В их стройно зыблемом строю
Лоскутья сих знамён победных,
Сиянье шапок этих медных,
Насквозь прострелянных в бою.

— Лучше невозможно написать, — захлопал в ладоши полковник. — Подпоручик, ради Бога, прочтите ещё раз последние две строки…

Выслушав их, и вновь вытерев глаза салфеткой, предложил:

— Господа! А теперь выпьем за сиянье шапок этих медных…

После приёма в офицерском собрании, юнкера смело топали по улицам Красного Села, расспросив предварительно декламировавшего стихи подпоручика, где находится гауптвахта.

— Немножко выпили и решили сами себя наказать, — развеселился тот, с завистью поглядывая на пушок над зерендорфской губой. — Как раз напротив губы, то есть, гауптвахты, находится деревянный дворец великого князя Николая Николаевича. Вот если с ним столкнётесь, тогда вам и искать ничего не придётся. Содаты доведут, — рассмеялся подпоручик, дружески пожав им руки. — Капитану Кускову передайте привет от унтер–офицера, а ныне подпоручика Буданова.

— Капитану, а ныне подполковнику Кускову привет будет передан, — дурачась, щёлкнул каблуками Аким.

Он уже почувствовал себя благородным подпоручиком.