Держава (том первый)

На обратном пути, без протекции Николая Николаевича, нашли приют неудавшегося дуэлянта. Двухэтажная, солидного вида Красносельская гауптвахта, неусыпными стараниями соседского великого князя, была подзавязку набита кавалерийскими офицерами, лица которых, немым великокняжеским укором, маячили в зарешёченных окнах сего князеугодного заведения.

Румяная небритая дубасовская рожа, никакого укора не выражала. А лишь желание пожрать и выпить.

— О-о! — обрадовался арестант. — Пожевать чего–нито принесли, — по–деревенски произнёс он. — Исть очень хоцца, — чуть покумекав, добавил для пущей убедительности.

— Ага! Щас, ваше превосходительство, господин портупеич. Прям с офицерского стола возьмём пирожки, бифштекс, сыр, колбасу, кулебяку, вино, водку и тебе понесём, — на пальцах перечислил меню Аким, заметив, что слюнки потекли не только у Дубасова.

— А вы что, не из батальона идёте?

— Никак нет! Из собранской столовой Павловского полка.

— Господа-а! — заверещал молоденький корнет из окна второго этажа. — А не были бы вы так любезны, и не отнесли бы записку дежурному офицеру гусарского полка. Очень обяжете меня…

— Бросайте свою записку, — раздобрился Зерендорф. — От сумы и от губы — не зарекайся, — высказал суворовский военно–философский афоризм.

— Ребята-а! — сделал жалостливо–скорбное лицо Дубасов. — Вон шакал идёт, купите у него чего–нибудь… Век бога за вас молить стану, — снова чуть подумав, выдал свежую мысль.

Разомлевший на солнышке часовой скорчил вид глухонемого инвалида отечественной войны с Наполеоном и отвернулся.

На следующий день рыжебородый Кареев оказал юнкерам божью милость. Выписал всем, кроме дежурных и дневальных, увольнительные в городок Петербург, как он выразился, по вопросу строительства офицерской формы.

Рассосавшись по пригородному поезду, с интересом поглядывали в немытые окошки, попутно ведя умные, офицерские разговоры:

— Любой гвардеец просто обязан шить мундир у поставщика Императорского Двора, старика Норденштрема, — отведя взор от сельского ландшафта, ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс Дроздовский.

— Ну да! А парадную амуницию: погоны, эполеты, портупеи, перчатки, фуражки — в магазине «офицерских вещей» у Фокина, — проявил эрудицию Александр Колчинский.

— Особенно в Туркестанском батальоне тебе это надо, — чего–то подсчитывал Пантюхов. — Бурку, главное, приобрети. А остальную форму можно и в армейских «экономках» выбрать. На дорогу денег больше останется.

Выйдя из вагонов, по–привычке быстро построились и уставились на Зерендорфа.

— Смир–р–на! — тоже по–привычке скомандовал тот и задумался.

— Господа-а! — вышел из строя Аким. — Давайте поделимся по взводам, и одни пойдут к Фокину, другие — к Норденштрему, третьи — к Савельеву… Желающие могут и в другие магазины офицерских вещей направиться. А господин Зерендорф нас только в казарму приведёт, — под хохот юнкеров высказал своё видение предмета Рубанов.

В первых числах августа юнкера провели последние свои манёвры, и с нетерпением ждали производства в офицеры.

Лишь один Дубасов, отпущенный к манёврам с гауптвахты, не волновался.

Полковник Кареев всё ему популярно обьяснил, начав с крика, но постепенно перейдя на спокойный тон:

— Вот что тебе, Дубасов, без приключений не жилось, а? Послезавтра бы офицером стал. Причём был бы выпущен по первому разряду. У тебя и по наукам восемь баллов, а в знании строевой службы все десять. Через три года производство в поручики бы получил. Но перед всем этим — «бы» стоит. А теперь выйдешь даже не по второму разряду, с производством в следующий чин через четыре года, а по третьему… Унтерюгой полгода в 145-м полку трубить будешь до производства в подпоручики. Лишние полгода выпить в своё удовольствие не сможешь, — схватился за голову Кареев. — Ужа–а–с! А Рубанов в это время будет уже мадерку попивать или водочку, — привёл главный аргумент батальонный командир, отчего вид у юнкера враз стал понурый. — Дошло теперь, что натворил?

Дубасов безысходно кивнул головой.

5-го августа Кареев распорядился протопить баню.

— Господа юнкера, — важно выхаживал он перед строем. — Завтра у вас великий день… Готовтесь. Чтоб гимнастёрки были белее снега, а чехлы на фуражках белоснежные, как наволочки на подушках купчих.

«Вот и ещё один выпуск, — подумал он, — летит время на царской службе».

Утром, одетый в парадную форму Кареев приказал Зерендорфу строить юнкеров.

— Баталь–о–он! Строиться-я, — привычно заорал Зерендорф. — Р-равняйсь!

День начался с молитвы. День производства в офицеры юнкеров старшего курса всех военных училищ России. Праздник юнкеров. Праздник Преображения Господня.

После молитвы высокий красавец Сергей Антонов, бледный от волнения, принял от батальонного адьютанта знамя и, печатая шаг, пошёл за адьютантом в голову батальона.

Затрещали барабаны и заиграл армейский поход училищный оркестр. Салютовали, опуская шашки, офицеры. Знамя стало на фронте первой роты.

— Баталь–о–он! Справа по отделения–ям… Арш! — чеканя шаг, строй направился к Царскому валику, у подножия которого вскоре должна начаться церемония производства в офицеры.