Держава (том первый)

Неподалёку от него уже стояло несколько экипажей с приглашёнными на церемонию сановниками. Некоторые из них приехали с жёнами.

На валике была разбита белая царская палатка. Более двух десятков генералов о чём–то беседовали наверху, у палатки, и внизу, рядом с лесенкой, с натянутыми верёвочными перилами по краям.

Какой–то маленький и толстенький усатый генерал руководил построением училищ.

— Господа, господа, на правом фланге — пажи. Следом Николаевское кавалерийское… Командиры, стройте юнкеров в две шеренги, а то до самой Лабораторной рощи растянутся. Государь устанет ходить. Полковник, — обратился к Карееву генерал, — ваши павловцы за кавалеристами. За вами артиллеристы: Константиновское и Михайловское…

Наконец суматоха улеглась, и каре было построено.

Не успели юнкера покрутить по сторонам головами, нарушая этим действием священный строй, как усатый генерал–распорядитель закричал:

— Еду–у–т! Государь с государыней едут!

По строю пробежало волнение. Головы юнкеров и генералов повернулись в сторону Красного Села, откуда к Царскому валику неслись несколько экипажей и за ними свита на отборных лошадях.

— Смир–р–на! — раскатисто скомандовал генерал.

Загремели оркестры. Юнкера затаили дыхание.

Государь пересел на белого коня, и, неспеша, поехал вдоль фронта, здороваясь с замершими батальонами.

— Здравия желаем, Ваше императорское величество, — поочерёдно кричали пажи, кавалерия, пехота и артиллерия.

Затем государь вернулся к центру, спешился и произнёс:

— На русском офицере лежит необходимость жертвенного служения Отечеству, — сделал он паузу, чтоб юнкера прочувствовали смысл сказанного.

Прошло уже то время, когда молодой император краснел и стеснялся говорить. Теперь перед юнкерами стоял уверенный в себе человек, и уверенно говорил:

— Долг! Честь! и Родина! Вот девиз русского офицера… Вот смысл его жизни. Что такое воинская честь? — сурово осмотрел ряды замерших молодых людей. — Это верность России! Мужество против неприятеля. Храбрость и дисциплина. Армия погибла, если утеряна её Честь! И уважайте Солдата. Вы и солдаты — главные защитники России! — величественно оглядел замершие шеренги.

Юнкера застыли и, казалось, забыли от волнения дышать.

Этот невысокий человек в полковничей форме был для них центром вселенной. Скажи он им: «Умрите!» Они без раздумий умерли бы…

Перед ними стоял не просто полковник…

Перед ними стоял их Царь!

Символ России!

«Не станет Его, не станет и России», — почувствовав слезу на щеке, подумал Аким.

Он знал, был уверен, что остальные юнкера чувствуют то же самое.

А затем как–то просто и обыденно государь произнёс, чуть улыбнувшись и расслабившись:

— Господа! — замолчал на секунду.

Юнкера замерли и затаили дыхание.

— Поздравляю Вас офицерами!!!

Тишина!!!

Только жаворонок пел в чистом синем небе России.

Николай улыбнулся.

И тут началось!..

— У–р–ра!!!

Загремела музыка…

Государь пошёл к Царскому валику и улыбнулся, глядя, как царица вручает пажам приказы. Те, согласно традиции, свернув их, засовывали под погон.

Дежурный генерал–адъютант вручил стопку приказов начальнику Николаевского кавалерийского училища.

Один из флигель–адьютантов подошёл к Карееву и о чём–то поговорив, передал ему пачку конвертов.

Павлоны что есть мочи орали «Ура» и подбрасывали вверх фуражки.

Пока до них не дошло, что они ОФИЦЕРЫ.

Они знали, что приказ вышел, что они подпоручики, но пока этого не чувствовали. Тем более, что их батальонный по привычке рыкнул, видя нарушение дисциплины:

— Юнкера. Смирно! На право-о, — и повёл их в лагерь, никаких конвертов не вручив.

Ни у кого даже мысли не возникло ослушаться. Напомнить, что уже не юнкера, а подпоручики.

И на главной линейке, перед бараком, Кареев не распустил своих подопечных.

— Господа! — Подпоручиками он их не назвал. Сам не привык ещё. — В Петербург сегодня не поедем, — скрестив руки за спиной, ходил перед строем. — Все поезда будут забиты, — поглядел, как Кусков с офицерами унёсли конверты с приказами в дежурную комнату. — Отдыхайте, — значительно и с лёгким подтекстом произнёс он, иронично хмыкнув, — а завтра к обеду отправимся в Петербург. В училище. Там получите приказы, знаки об окончании Павловского училища, офицерские 300 рублей подъёмных и моё благословение. А сейчас, господа подпоручики.., — сделал паузу.

«У царя научился», — подумал Аким.

— …Вольно. Р-разойдись.

Всё. Учёба закончилась!

В бараке потрясённые офицеры спарывали юнкерские погоны с царскими вензелями, целовали их и бережно убирали, прикрепляя на их место непривычные ещё золотые офицерские.

Некоторые заранее подсуетились, привезли офицерскую форму и переоделись. Но пока до них всё равно не дошло, что они — офицеры.

Тот же барак. Те же койки. И тот же командир.

Господа! — обратился к товарищам Рубанов. — А ведь мы — ОФИЦЕРЫ.

Все замерли, переваривая эту мысль, катая её туда–сюда в мозгу, и вдруг заорали… Несолидно так. По–детски:

— У–у–ра-а! Офицеры-ы!

Лишь один Дубасов грустно сидел на своей койке и всё не решался отпороть свои портупей–юнкерские погоны.