В этот же день император принял в Александровском дворце Царского Села произведённого в генерал–майоры с зачислением в свиту, Мина, пожаловав его Владимиром 3-й степени.
— Побольше бы таких людей, как вы, Георгий Александрович, и тогда я был бы спокоен за Россию. За три дня сумели ликвидировать мятеж в Москве. Я всегда говорил, что семёновцы — лучшие, — с интересом разглядывал образцы взятых полком у мятежников револьверов.
— Благодарю, Ваше величество, — покраснел Мин. — Семёновский полк всегда готов верой и правдой служить государю и отечеству.
— С вашей стороны тоже имелись жертвы?
— Так точно, Ваше величество. Погибли фельдфебель Кобыляцкий, ефрейтор Основин и рядовой Цыганков. Героев, невзирая на их чины, торжественно похоронили в усыпальнице полкового собора.
— Семёновский полк всегда являлся одной дружной семьёй, — в волнении зашагал по кабинету государь. — И воины его всегда свято чтили память погибших товарищей. Сидите, не вставайте Георгий Александрович.
— Слушаюсь. Сердце полка находится в нашей церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы. Здесь мы черпаем духовную поддержку, и здесь, в полковой усыпальнице, находит последний приют прах погибших воинов, — поднявшись, перекрестился Мин. Тешу себя надеждой, что мне будет оказана великая честь, в конце пути найти приют в усыпальнице, под сводами храма, вместе с отдавшими жизни за Россию товарищами. Служение лейб–гвардии Семёновского полка, это не только военное искусство и слава, добытая в боях. В большей степени это Божие дело. В данное время — противостояние анархии. Защита России и Монархии как твердынь Православной веры.
— Хорошо сказали, — чуть не прослезился Николай. — Но вам ещё жить и жить на благо родины и императора. Да вы садитесь, — устроился рядом в кресле. — А где закончится наш жизненный путь ведомо лишь Вседержителю… Семёновцы исполнили свой долг, доказав, что верность царю — это истинная цель солдата. Не все так относятся к своим обязанностям. Не все, — грустно покачал головой. — Очень часто обличённые властью люди больше боятся прослыть «душителями свободы», как пишет либеральная пьеса, чем защитниками монархии. Ни для кого не секрет, что после издания Манифеста, в Уфе, по распоряжению губернатора Цихановского были сняты все воинские патрули, чтоб не мешать праздновать «торжество революции». Представляете?
— Мой полк быстро навёл бы там порядок.
— Уверен в этом. Дело дошло до того, что во время революционного митинга губернатор шествовал во главе процессии под красным флагом, а затем поздравил бунтовщиков с ограничением моей власти. В городе наступили анархия и грабежи. Само население, простые люди, которым надоел этот, простите, либеральный бардак, безо всякой помощи войск разогнали мятежников и восстановили законный порядок.
— А что губернатор? — нарушив этикет, обратился к царю с вопросом Мин.
— Отдан под суд, — пожал плечами Николай. — Что ему за это — Владимира 3-й степени жаловать? Нерешительность, сходную с предательством, проявила летом прошлого года Севастопольская городская дума. То же и в Новороссийске, когда кучка бунтовщиков выпустила манифест о создании «Новороссийской республики» и переходе власти в руки временного правительства. Губернатор со своими присными отсиживался в безопасном месте, не оказав им никакого сопротивления. В декабре, как только в город вошли верные мне войска, так называемое правительство самозванной республики тут же сбежало. Сейчас генерал Меллер—Закомельский с небольшим отрядом восстанавливает порядок на железной дороге. Власти на всём протяжении магистрали, вместо организации отпора, разводят с мятежниками китайские церемонии. Георгий Александрович, приглашаю вас на завтрак. Расскажите императрице о перипетиях борьбы за порядок в Москве. И ещё вам на память — подписанная мною «Инструкция для дежурных генералов и флигель–адьютантов» от 1834 года, — протянул свитскому генералу книгу.
На следующий день император дал аудиенцию Витте.
«Сергей Юльевич находится в совершенной растерянности, — размышлял о своём премьер–министре Николай, сидя за столом в кабинете и раскуривая трубку. — Я предоставил ему неограниченные полномочия и жду решений и действий, а исполнительная власть находится в состоянии паралича, — выдохнул облако дыма. — Говорят много — делают мало. И боятся действовать смело. Мне приходится всякий раз заставлять их и самого Витте быть решительнее. Никто у нас не привык брать на себя, и все ждут указаний, которые затем не любят исполнять. Сергей Юльевич, как мне показалось, жаждал изъявления восторгов от образованного общества, но их не последовало. И после Манифеста, к сожалению, в стране усилились антигосударственные выступления», — поднялся и вежливо ответил на поклон вошедшего в кабинет Витте.
— Садитесь, Сергей Юльевич, — указал на стул. — Обсудим создавшееся положение вещей и будущие выборы в Государственную Думу.