Держава (том второй)

«Как же я уйду, а вдруг его ранят, а меня рядом нет, — перевязывала ещё одного солдата. — Вот его–то точно надо вести на перевязочный пункт… Да и Акиму спокойнее без меня станет», — попросила Козлова помочь ей довести пострадавшего.

Бой, между тем, продолжался.

Отборная гвардейская бригада генерала Асады, в полный рост — гвардейцы не ползают, шла в атаку на русский полк.

Штыковая была молниеносна и яростна. Русские и японские солдаты, с криками «ура» и «банзай», с ненавистью кололи друг друга штыками, били прикладами и стреляли.

Видя перекошенные от ненависти лица, Рубанов и сам проникся бешенством боя. С яростью размахивая дареной шашкой с павловским орлом на лезвии, забыв о страхе и смерти, рубил японских гвардейцев, хрипя, как и его солдаты «ура» и стреляя из револьвера.

Гора трупов выросла перед окопом, и оставшиеся в живых японцы вначале медленно, а затем всё быстрее и быстрее покатились вниз.

Атака была отбита. Наступило короткое затишье. Вновь начала работать артиллерия.

«Три сосны по–прежнему целы, — отметил зачем–то Аким, и глянул на далеко уплывшее и закрасневшее от солнечных лучей облако. — Сколько на нём кровоточащих душ… Так. Хватит лирики. Я же не Брюсов», — настроил себя на суровый военный лад, и оглядел своих бойцов.

Егоров, белея перевязанной головой, осматривал винтовку и щёлкал затвором. Дришенко плюнул на палец и определял им остриё штыка. Сидоров настраивал взвод на бой, велев бойцам осмотреть сумки с патронами и доложить, у кого не осталось.

— Ребята, — вдохновлял он нижних чинов, — если что, опять японца в штыки возьмём… Не дрейфь, братцы… Как это?.. Будьте спокойны, словно капуста на огороде, растущая под самым склоном горы…

— Что по–японовски — ни сы! — вспомнил перевод Дришенко, развеселив бойцов и Зерендорфа.

И тут Рубанов увидел, что японские цепи крадутся в обход высоты, а многочисленные колонны, с винтовками наперевес, будто Павловский полк на параде, выходят из бобового поля и направляются к ним.

«Сейчас корректировщик подполковника Пащенко заметит косоглазых, и наши пушкари угостят японезов шрапнелью, подумал он, — а японские цепи встретит 23-й полк».

Через минуту так и произошло.

Японцы залегли, спасаясь от рвущейся над головами шрапнели. Их атака захлебнулась. Напрасно офицер, размахивая длинной широкой саблей, поднимал солдат в бой.

— Ежели Кашталинский подбросит нам хоть один батальон, глаза у япошек округлятся, — произнёс Зерендорф, поднимая винтовку одного из убитых солдат.

Поднявшись во весь рост, он прицельно стал лупить из неё по офицеру.

— Не пойму, как Витька Дубасов по флюгеру попал? — не отвлекаясь от занимательного дела, буркнул он Акиму.

Командир наступающего японского полка с любопытством разглядывал русского смельчака в бинокль:

— В окопах русские офицеры, демонстрируя храбрость, любят стоять во весь рост… Они не понимают, что обнаруживают не только себя, но и своих солдат. Нанесите–ка по ним артиллерийский удар, — попросил стоящего рядом командира батареи, полковник.

Над головами роты стали рваться японские шимозы.

Так и не попав в офицера, Зерендорф пригнулся, отбросив винтовку и достав револьвер.

Где–то сбоку они услышали «банзай», то обошедшие сопку японцы заставили отступить солдат 23-го полка. Те оставили часть окопов, отойдя вниз по сопке.

Генерал–лейтенанту Келлеру доложили об отходе полка, когда командир японской дивизии Мацуда приказал подвести на захваченные позиции пушки, и сосредоточить огонь по новым позициям 23-го полка, и по батарее Пащенко, которая теперь оказалась в зоне видимости японских артиллеристов.

Келлер с ординарцем поспешили в 23-й полк. Каменистая, извилистая, широкая тропа шла по роще, мимо кумирни и столетних дубов, уткнувшись, как раз, в батарею Пащенко.

Расположившиеся над ними орудия врага, прямой наводкой били по русским пушкам.

Игнатьев, сбросив китель и став к орудию вместо убитого наводчика, стрелял сам.

Над батареей беспрерывно рвались шимозы, поражая оставшуюся в живых прислугу.

— Молодцом, молодцом подпоручик, — бесстрашно стоял под обстрелом генерал, не почувствовав даже, как над головой разорвался снаряд, осыпав его шрапнелью.

Игнатьев и ординарец бросились к генералу, но он уже не дышал.

Пащенко кричал в телефонную трубку о случившемся, но в штабе дивизии ему сначала не поверили, подумав, что ослышались, а затем начальник артиллерии приказал снимать батарею и увозить в тыл.

Само собой, вместе с убитым генералом.

«А может, только раненым?» — надеялся Кашталинский, выхватив у начальника артиллерии трубку.

— Выносите всех раненых и отходите с перевала, — в растерянности заорал он. — Ведь оставить раненых на поле боя такой же позор, как бросить пушки или утерять знамя.

Алексей Григорьевич знал это не хуже генерала.

23-й полк, не выдержав натиска врага, отступил с новых позиций, оголив фланг 11-го стрелкового полка, которому тоже пришлось с боем отступить.

К тому же полковник Яблочкин получил приказ генерал–майора Кашталинского, отходить на Лянданьсанскую позицию, что находилась всего в 30 верстах от Ляояна.