Держава (том второй)

И с замиранием сердца, оттого, что всё это видит, глядел на арки, мосты и Неву под ними. Любовался великолепными дворцами, и с долей иронии разглядывал дорогие рестораны и дешёвые чайные с доносящимся хриплым «Варягом».

«Явно не городок Бодун», — улыбнулся своим мыслям.

А навстречу рысаки, коляски, кареты… Промаршировал гвардейский батальон. Мальчишки–газетчики на бегу выкрикивали названия газет и заголовки статей. У Фонтанки памятниками вытянулись городовые.

«Музей с мамонтом проехали, — отметил Аким и заиграл желваками на скулах. — Следует привыкать к новой жизни, оставив кровь и войну в прошлом», — подкатили к дому.

Ванятка уже распрягал лошадей, доставив в пролётке Антипа и дорожный чемодан.

Вошедшего Акима торжественно встречали построившиеся в ряд: швейцар Прокопыч, мадам Камилла с Аполлоном, героические Власыч с Пахомычем и повар.

— Звездочёт–то наш, надысь, преставился, — доложила прихромавшая, вся в слезах, кухарка Марфа. — А Даша, — указала на горничную, — с Ваняткой обженилась. А у Герасима Васильевича, вчерась, каша подгорела, — рассмешила всех, кроме покрасневшего повара.

«Ну, старичку–лакею, наверное, сто лет было, — совершенно не испытал к нему жалости Аким, — Зерендорфу бы половину годков отвалил… Следует завтра к его отцу съездить», — тяжело вздохнул он.

Лишь дома Максим Акимович, обратил внимание на ордена.

— А ты храбро воевал, сынок, — чуть наклонясь, разглядывал награды. — Чего это у тебя китель вздорного цвета? — хмыкнул он. — Драгомиров бы осудил, — полностью пришёл в себя, выбросив глупые мысли об университете: «У Георгия, за все годы преподавания, лишь несчастный Станислав на тощей груди висит… И тот, без мечей… Но с чернильницей, — развеселился, радуясь, что рана пустячная, что Аким не посрамил отца, и великий князь Владимир Александрович ещё утрёт свой благородный нос, увидев награды Рубанова–младшего.

Своего брата с чадами и домочадцами, на праздник встречи, к удивлению жены, не пригласил:

«А то начнёт дурь свою либеральную нести, и всё настроение парню испортит».

Перед обедом Аким преподнёс отцу купленную в Бодуне гравюру «Встреча двух императоров».

Матушке подарил записную книжку с оттиском царской короны и серебряный портсигар с вензелем.

— Я же не курю, — рассмеялась она.

— Неважно. Памятная вещь с полей войны. А к нему прилагается сиреневый китель, чтоб Владимир Александрович десять суток губы не впаял, — уселся за стол.

На этот раз повар расстарался на славу, и у него ничего не подгорело.

— Ох, папа', к сожалению, не сумел довезти до дома китайский самогон «ханшин», — поднял рюмку с шустовским коньяком Аким. — Вку–у–ус… При мама' не стану говорить.

— Молодым офицерам алкоголь трудно до дома довезти, — солидно рассуждал Максим Акимович, отведав напитка. — А вот один знакомый генерал.., не Драгомиров, — уточнил для супруги, — тот тоже из Киева ничего довезти не успевает, презентовал мне коньячок акционерного общества С. С. Тамазова, что в Кизляре… Сумел оттуда доставить.

Аким, сощурившись, разглядывал рекомендованный отцом напиток, где на красочной этикетке, слон держал в хоботе бутылку.

— Сынок, не слушай отца, лучше шампанского выпей или вина, — предлагала Ирина Аркадьевна.

И внимательно, стараясь ничего не пропустить, слушала рассказ Акима о войне и младшем своём сыне — Глебе. Радуясь, что он не ранен, а «клюкву» и орден на грудь заслужил несусветной своей рубановской храбростью.

Счастливый и гордый родитель, тоже внимательно слушал повествование сына, наблюдая при этом за манипуляцией его рук с дареной генералом бутылкой, и ожидая, когда же тот догадается разлить содержимое по рюмкам. — Аким, не знаю, слышал ли ты, что император отозвал наместника Алексеева в Петербург, и возвёл Куропаткина на должность главнокомандующего. Линевича, Гриппенберга и Каульбарса поставил руководить армиями.

— Не слышал, — отставил бутылку со слоном–алкоголиком Аким. — Это за проигранные сражения генерал–адьютанта возвеличили? — скрипнул зубами. — Да его расстрелять мало, — удивил родителей своей злостью, которую они списали на боль от раны.

— Виновником наших неудач государь назначил генерала Харкевича, повысив его в чине — произведён в генерал–лейтенанты, и поставлен на должность начальника штаба 1-й армии у «папашки» Линевича, — хохотнул Максим Акимович. — У нас в России так. Не можешь командовать батальоном — принимай губернию.

— Эка, сударь, вы распоясались без Плеве, — в шутку осудила мужа Ирина Аркадьевна. — Так и сыплете антиправительственными речами, будто на вашем месте братец сидит.

— Кстати, где он? — вспомнил о дяде Рубанов–младший.

— В университете, наверное. После позовём, — отмахнулся старший.

«Чёрная кошка между ними всё–таки пробежала», — подумал Аким.

— Теперь Любочка обидится, — посетовала мать.

— Следовало за военного замуж выходить, а не за гражданскую штафирку, — пожалел невестку Максим Акимович.

— Да что это вы, сударь, какой критичный сегодня… Сына надо в театр сводить, — спохватилась Ирина Аркадьевна. — Дабы после этого… как его… Шанхая… — защёлкала пальцами.

— Ханшина, — подсказал Аким.