— Я считаю, — важно произнёс дядя царя, генерал–адмирал Алексей Александрович, торжественно подкрутив вверх усы, — что макаки не рискнут на морскую операцию. Их удел — сидеть на деревьях своего острова, — оглушительно захохотал он, но резко оборвал смех, с обидой убедившись, что его никто не поддержал, даже самый младший по чину, свиты контр–адмирал Абаза, нёсший в этот день свитское дежурство.
«Ведь я его продвигал… Сидит, не улыбнётся, хотя сегодня у него незавидная роль секретаря–делопроизводителя», — хмыкнул великий князь.
На недоумённый взгляд племянника достал платок с гербом военно — морского флота и оглушительно, словно пальнула корабельная пушка, чихнул.
— А ежели они вдруг спилят свои деревья и сделают плоты, то разрешать высадку севернее, этого… Чепульмо…
— Чемульпо, — поправил дядю государь.
— Ну да, — согласился тот, снова собираясь чихнуть, и вместе со слюной вычихнул слово: «Нельзя!»
Больше всех пострадал от чиха контр–адмирал Абаза и его записи.
Государь изволил улыбнуться, а за ним присутствующие, и со словами:
— Будь здоров, дядюшка, — продолжил совещание. — Наместник прислал телеграмму, — взял со стола лист и зачитал: «Непрекращающиеся приготовления Японии достигли опасного предела. Полагаю необходимым немедленно объявить мобилизацию, и не допускать высадки японцев в Корее. Приказал эскадре выйти на внешний рейд, дабы немедленно, по получении вашего ответа, атаковать неприятеля».
— Он может, — довольно выдохнул главноначальствующий флота и морского ведомства, снова собираясь чихнуть. — Пусть атакует, — разрешил он, утратив к совещанию всякий интерес.
В результате дальнейших размышлений и небольших споров, решили послать Алексееву распоряжение, которое Абаза набросал на листе бумаги: «Если японцы, — причём великий князь требовал, чтоб написали «макаки», — начнут военные действия, не допускать высадки на западном берегу Кореи, севернее 38 параллели. Высадку в Южной Корее и в Чемульпо допускать. Продвижение японских войск в Северную Корею не считать за начало войны…»
— Вопрос о мобилизации пока опустим, — устало произнёс государь. — Коли мы уступим по корейскому вопросу, ради чего им воевать?
Но запущенную и хорошо смазанную военную машину остановить телеграммой невозможно.
Уступки опоздали. Япония жаждала воевать.
Активно готовился к войне и адмирал Алексеев.
В связи с разницей во времени между Санкт—Петербургом и Порт—Артуром, ответ на свой запрос наместник получил 26 января.
«Ничего, что демобилизация не объявлена, — размышлял он. — Сил для начала боевых действий у меня достаточно. Не то, что севернее 38 параллели, я и в Чемульпо им высадиться не дам. Японезы непременно придут туда… непременно, — размышляя, ходил он по кабинету. — А там у меня стоят крейсер «Варяг» и канонерка «Кореец». Японцам не останется другого выхода, как атаковать их. Поэтому вместо отзыва «Варяга» и «Корейца», 27 января, утречком, направлю туда весь флот, находящийся в Порт—Артуре. Пока Япония объявит войну, пока Россия ответит, согласно давней традиции: молебном, патриотическими речами и выносом икон, как делали наши деды в 1812 году при вторжении полчищ басурмана Буонопартия, — хмыкнул он. — Помню ещё историю… А теперь солдат станут настраивать на войну с басурманом микадой, — развеселил себя Евгений Иванович. — Решено! — стал он серьёзным и подошёл к висевшей на стене карте. — Вместо отзыва кораблей из Чемульпо, прикажу готовиться к походу всей эскадре. Ещё следует распорядиться, чтоб сообщили о разрыве отношений с Японией начальнику Владивостокского отряда крейсеров. Командиру «Сивуча» и консулам в Сингапуре и Гонконге. Но сохраню сие известие в недолгой тайне от эскадры и кораблей в Чемульпо… Зачем раньше времени людей волновать. То–то командир «Варяга» Руднев обрадуется, когда всю эскадру в Чемульпо увидит. В сентябре 1900 года, за отличное руководство сухопутными войсками на Печилийском театре войны в Китае, государь высочайше преподнёс мне золотую саблю, украшенную бриллиантами… А за войну в Жёлтом море, и за уничтожение японского флота, наградит Георгием Первой степени», — размечтался он.
Этим днём в российских газетах вышли первые патриотические статьи.