Держи голову выше: тактики мышления от величайших спортсменов мира

Время ускорилось, и он увидел, как его живот растет. Увидел своего отца. «Рик приходил и целовал живот, – описывает он, – целовал меня и подбадривал, меня, который был мамой. И я почувствовал нервозность из желания все сделать правильно. Из желания стать лучшим родителем, каким только мог стать. Я ощущал тревогу от того, что вскоре стану родителем. И чувствовал искреннюю, безусловную любовь по всему телу, она накрывала меня, словно теплое одеяло, любовь отца и матери к Кайлу, растущему внутри».

Затем он очнулся от видения. Детей у него не было, но в тот миг он понял, что имеют в виду родители, когда говорят: «Ты не поймешь, каково это, до тех пор, пока у тебя не появятся собственные дети». Он лежал, глядя на небо. Деревья тянулись вдоль горизонта. А от верхушек их крон по воздуху расходилась рябь, словно небо было поверхностью воды. «Как будто деревья так общались друг с другом», – говорит он.

Тот первый трип длился с десяти утра до шести вечера. В следующие два года Кингсбери еще несколько раз принимал аяуаску, и где-то по ходу дела его гнев, его желание навредить кому-нибудь, рассеялось и растаяло. Он не знает точно, на какой именно церемонии это произошло. Вероятно, это стало итогом всех церемоний сразу. Но если и выделять какую-то одну из них, то четвертую, случившуюся в начале 2013 года, когда он сконцентрировал свои усилия не на гневе, а на страхе.

Тогда Кайлу вновь понадобилось два стакана, чтобы войти в нужное состояние, и после приступов обильной рвоты он утомился настолько, что чуть не упал лицом в свое ведро, полное блевотины. Тогда, говорит он, «я плакал так, как не плакал много лет. То есть с тем, как я плакал тогда, не могли сравниться даже другие церемонии с аяуаской. Я просто открыл все шлюзы. И дал себе проплакаться. Я понял, что не делал этого уже долгое время и что мне нужно снять этот груз с себя, я понял, что плакать – это нормально».

Всё продолжалось так долго, что уже начало вызывать беспокойство. Почему я не могу перестать плакать? Почему я ДО СИХ ПОР плачу?

Тогда у Кайла началось первое видение. Ему было семь лет, он был в своей детской комнате, сидел на двухъярусной кровати, дверь в комнату была закрыта. Его родители кричали друг на друга в гостиной. Старый ужас вновь ожил в нем, а с ним появился и гнев как способ защиты от страха. Он все продолжал плакать, а его разум вернулся к тем мыслям, которые посещали его в детстве. Почему они так много ругаются?

И тогда он увидел их страх. «Видение показало мне их страхи, родительские. Их страхи остаться без денег, без возможности платить за аренду, кормить меня. Страхи от того, сколько им приходится вкалывать. Они чувствовали себя недооцененными. Каждый из них боялся, что партнер недооценивает его. Это было ужасно – всё проистекало из страха. И вместо того, чтобы злиться на них – типа «Посмотрите, что вы наделали!» – и корить их, я просто испытал глубочайшее сострадание к ним. Вроде «Охренеть! Я и поверить не мог, что они так жили!»

Это подняло еще один вопрос в сознании Кингсбери: «С каким страхом я живу?»

«И тогда, – вспоминает он, – зелье показало мне страх, который я испытываю всякий раз, когда выхожу на ринг».

Страх давления, денег – и их нехватки – и страх поражения. Он увидел все те ситуации, в которых был слишком напуган. И тогда увидел… Андерсона Силву, легенду смешанных единоборств в среднем весе, которому принадлежит самая длинная серия в истории UFC в 2457 дней: в них уместились 16 побед подряд и десять успешных защит титула. «Почему я вижу Андерсона Силву?» – подумал он. Тогда Кайл кое-что осознал – и его слова подытоживают то, почему его рассказ так глубоко перекликается с моей собственной историей: «Силву делает великим, одним из самых лучших бойцов в истории то, что он никогда не боится сильнее, чем нужно, даже если нервничает. Самая крепкая его вера – в самого себя. Даже если его оппонент лучше него в каком-то аспекте единоборств, он верит в себя и верит, что победит. Это видение показало мне все те ненужные страхи, которые одолевали меня, – и какие ненужные страхи съедали меня, пока рос, показало, как они повлияли на мою жизнь и сколько боли из-за них я испытал. Но обдумывая эту боль, переживая ее заново, я думал, что, возможно, я нуждался в ней, возможно, она была нужна мне, чтобы уничтожить того, кто оказывался передо мной на ринге».

В 2014 году Кингсбери впервые за два года вышел на ринг, и это случилось в его родном Сан-Хосе. (Большие шишки из UFC были рады его возвращению в бои, но попросили его не болтать об аяуаске и посетивших его откровениях.)

Он вновь захотел драться, потому что хотел увидеть, насколько реальной была произошедшая в нем перемена, и сделать это нужно было в мире, который, как он знал, обязательно проверит его на прочность. Он хотел понять, действительно ли изменился.