Держи меня крепче

И сейчас она, верная своим решительным принципам, вломилась к брату, ворвавшись в комнату, которая была освещена лишь экраном монитора, не выключаемого не днём, ни ночью. Окна были зашторены плотным чёрным материалом, не пропускающим в комнату солнечных лучей. Идея подобных занавесок принадлежала Сене, который обнаружил в себе ещё одну страсть кроме любви к съёмке — печати фотографий, и соорудил в их общей комнате нечто вроде фотостудии.

Света от монитора вполне хватило, чтобы обнаружить, что её любимый братец, не в пример своему обычному посту у предмета обожания, всё ещё нежится в кровати, укрывшись с головой простыней. Соне подобное поведение показалось кощунственным, и она поспешила исправить положение, раздвинув шторы и выудив его, малахольного, из объятий Морфея сорвав с него простынку.

— Пипец! Картина маслом — «Не ждали»! Я от вас тащусь! — проорала Сонька, увидев представшую её очам картину.

Огласивший комнату вопль выудил бы из состояния беспробудного сна даже покойника, так что парочка, до вмешательства Сони мирно сопевшая и нежащаяся в объятиях друг друга, подскочила и стала нервно озираться по сторонам, с трудом продирая глаза сквозь разомлевшие веки, ещё не до конца осознав, что ночь отдала свои права утру, а утро уже успело раскланяться и передать контрольный пакет акций по управлению сутками дню. В конце концов, глаза обоих застуканных распахнулись, явив миру сокрытое в них удивление, ошарашенность неожиданным местоположением и соседством.

— Ты меня в постель затащил, сволочь! — вместо пожелания доброго утра возопила Леся, всё ещё одетая в свой императорский костюм, изрядно потрепавшийся и порванный местами, не подлежащий восстановлению.

Её причёска также истрепалась, волосы выбились из-под королевской диадемы, образовав на голове воронье гнездо, ажурные перчатки были безвозвратно утеряны, но макияж оставался безупречен, почти каким был перед балом, хотя подведи её к зеркалу, Леся не поскупилась бы на анти-комплименты для собственной многострадальной персоны. На скуле оставался отчётливый след чьих-то неаккуратных рук или кулачков.

— Я? Тебя? — в удивлении переспросил Егор, а именно его обнаружила вместо Стаса Соня, с трудом вспоминая, каким образом это чудо оказалось в его кровати и сейчас делит с ним ложе.

— Ты меня домогался! — кинула в него новым обвинением возмущённая и чувствующая себя принятой за девушку лёгкого поведения. Этот статус был ей в новинку, и совсем не понравился.

— Ты в своём уме? Да я пальцем щёлкну — вокруг меня табун таких как ты соберётся! — отбил её атаку не менее возмущённый Егор, со своей стороны считающий, что домогалась до него как раз Леся, и в постель затащила тоже она, вот уж бабье отродье.

Ещё большей уверенности в этом добавляло отсутствие на нём футболки и полное обнажение торса, хотя штаны и кроссы оставались на пране. Что вводило его в ступор, ведь снимать обувь в прихожей — что-то вроде ритуала, к которому его приучили в детстве, и которому он следовал даже в Лондоне, где вся общественность поголовно отказывалась снимать обувку дома.

— Это ты с ума сошёл, как только увидел меня! С того самого дня меня так и преследуют твои маслянистые похотливые глазки!

— У тебя мания величия, женщина! — искренне удивился обладатель благородных выразительных серых глаз.

— Ты ещё меня оскорблять будешь, извращенец!

С гневным криком она схватила подушку и начала методично огревать по лицу не ожидавшего подобного подвоха Егора, который изловчился отобрать у неё безобидную подушку, превратившуюся в её руках в безжалостное орудие убийства.

— Психи, — сказала Сонька и убежала на кухню за шоколадом, прокручивая в голове, что в её жизни всё намного лучше, чем у этих душевнобольных недоразвитых калек, хромающих на одну единственную на двоих извилину.

13

А тем временем «психи» уже катались по полу в попытке одержать верх и доказать друг другу, что «я прав, а ты виновен!» Способ детский, но выверенный временем, традиции его не устареют никогда.

— Гад! Обесчестил меня и радуется, тупоголовое животное! — надрывалась Леся.

— Сама дура больная на голову, нимфоманка хренова! — не оставался в долгу Егор.

— Я тебе череп размозжу и докажу, что там мозгов и на ложку не наберётся!

— И кто после этого извращенец?

— Ты! — без доли сомнения в голосе выплюнула Леська.

— Заткнись! — не выдержал парень и выверенным движением сжал её руки, задрав их выше головы, а сам примостился на неё сверху, сжимая коленями трепыхающееся тело, другой рукой зажал ей рот и всем своим видом доказал превосходство мужского начала над женским, сильный пол и всё такое.

— Давай успокоимся и воспроизведём вчерашнюю ночь, — тоном ведущего переговоры с забравшимся на высокий карниз самоубийцей предложил Егор.