Держись от меня подальше

Не мудрено, ведь о бабуле мы ничего не знали. Она объявилась неожиданно, восстав словно птица Феникс из пепла, как раз в те времена, когда волшебник с Тисовой улицы приобрёл бешеную популярность. В магию тогда верили все, и мы с Егоркой тоже. А наши папы важно заявили ей, что прощают ради детей, которым бабушка в жизни за отсутствием матери не помешает. Мы тогда не понимали высокопарных фраз о прощении, и радовались, что у нас есть своя Макгонагалл в семье, только добрее. Позднее, мы узнали, что бабуля бросила любящего её больше жизни деда, но после его смерти неожиданно вернулась в семью, умоляя простить. Где она странствовала все эти годы, она не рассказывала, но частенько в её речи мелькали отсылки к разным странам мира. Я верила, что уставшая от семейной жизни, бабуля решила отправиться в кругосветное путешествие, но вернулась поздно.

Нас с Егором она сильно любила, даже сильнее другой пары двойняшек. Возможно из-за того, что внешне мы напоминали ей мужчину всей её жизни — деда. Кажется, это сходство было в глазах и цвете волос, ибо больше между нами троими общего ничего и не было. Только бабуля всегда глядела глубже, и видела больше. Но сейчас её явным фаворитом стал Сенька.

Мне хотелось быть такой же умной, как она. Говорят, ум приходит с опытом. Никакие высшие учебные заведения она не заканчивала, только в школу ходила когда-то, где её научили грамоте и счёту. В те времена её можно было назвать учёной. Но этим образование и ограничилось. Она выросла, вышла замуж, родила двух сыновей и убежала. А потом вернулась и подарила нам много счастья, компенсировав годы без неё. Дедушку было очень жаль. Но и бабулю не меньше.

Соседские говорили, что так ей и надо, ведьме. Но сами же бегали к бабе Раде за настойками и отварами, когда что прихватывало. Её талант в лекарстве открылся как раз после возвращения.

Может она жила на Тибете и овладела их секретными техниками врачевания, как считал Егор. Однажды он локтем задел стакан, и тот непременно разбился бы тысячей осколков, ранив сидящих на полу меня с сестрёнкой, но бабушка ловко его поймала. Егор верил, что на Тибете она овладела техникой тени. Иначе как она могла так скоро материализоваться около него, пребывая на другом конце комнаты?

Соня же была уверена, что бабушка провела все годы в Индии и изучила тело человека там. Она даже как-то увидела выбившуюся из-под платка прядь и заявила, что бабуля наша не стареет — волосы без седины, и ещё больше уверилась, что индийское наследие даёт о себе знать, почему-то Сонька уверилась, что в ней течёт кровь «иудеев» — в детстве сестра считала, что именно они и живут в стране слонов.

Напротив, Стас как-то сказал, что бабуля просто «сохранилась» перед тем, как уехать путешествовать. А после «завершения квеста» вернулась в «точку сохранения». Услышавшая это бабушка не поняла, как можно сохраниться, и выгнала его на улицу кормить ненавистных им кур. А сама долго стояла у зеркала, вглядываясь в гладкую поверхность, словно сквозь своё отражение.

Она была маленькой и хрупкой, как пушинка. Мы с нею со спины могли сойти за сестричек. За сестричек Инь и Янь: она была чернявой, а я светлячком. Но в душе она тоже светлячок, была уверена я.

— Наконец-то, дождалася я вас! — радостно отчитывала она нас, а увидев непременную камеру Сени, стала незаметно прихорашиваться. — Убивицы моей души, как долго я ждала! Ой, а это кто у нас? Ленка, твой жених, поди? Ох, красавец, и силён.

Бабуля восхищалась моим мужем, а я чувствовала себя не в своей тарелке и смотрела себе в пол, не смея рассказать, что этот человек связан со мной более крепкими узами, чем помолвка. Хотя и не такими крепкими, как свадьба.

— Это… он нас подвёз, — вяло пролопотала я, а все заржали.

Оказывается, бабуля говорила о Пирожковиче, в своей обычной манере, шутя. А я подумала о Шере, для меня он был единственным красавцем на планете. Я стояла красная, как рак, и Артём подошёл и приобнял меня, шепча на ухо, что он только мой, а я — его.

Бабушку вмиг заинтересовало наше уединение, и она стала расспрашивать Артёма о себе. Тот атаку выдержал и был приглашён к столу с остальными. Она накрыла нам в саду в тени старых яблонь, которые уже давно отцвели и радовали глаз мелкими плодами. Помню, мы всегда ими объедались, а потом ночью куковали у туалета, умоляя сидящего там скорее выходить. А потом отчаивались и искали высокие кусты. Однажды я даже села голой попой на крапиву. Ох и криков было. Кажется, вся деревня в ту ночь прознала, что у Матвеевых понос. Но они не удивлялись и в духе поговорки продолжали, что у тех если не понос, то золотуха.