Держись от меня подальше

— Брейк! — не выдержал Сандал Евгеньевич и решил развеять нагнетаемую обстановку. — Что не поделили? — парни отвечать даже и не подумали. — Как маленькие, ей-богу. Фрося, у нас же званый ужин, а не вечеринка на погосте.

— Меня вообще-то бабушкой назвали, — возмутилась она. — Как ты можешь думать о еде? Ты даже не станешь отстаивать мою поруганную честь?

— Мы живём не во времена молодости Пушкина, так что, прости, но раскидываться перчатками не станем, — как можно более примирительно сказал он. — К тому же, пора бы уже нам и правда внучат нянчить.

— Я же говорю: ты сошёл с ума!

— Мама, — настойчиво привлёк её внимание Шер. — Мы с Леной о бэйбиках пока не думали, так что пока можешь не нервничать.

— О ком?

— О детях. О детях пока не думали.

— Что значит «пока»?

Неугомонная особа. Хотя и мне хотелось бы знать, что это значит. Ну же, дорогой, не томи.

— Значит, обязательно подумаем, — совершенно нешуточным тоном сказал он. — Но не сейчас.

— Ты меня в могилу сведёшь… — обречённо вздохнула Ефросинья.

И меня, мысленно добавила я.

Оливер с Соней заявление Артёмки никак не прокомментировали. Зато мой свёкор засиял как найденный бомжом рубль, в котором тот от счастья чуть ли не дыру протёр:

— Давай-те же это отпразднуем!

— Мою скорую смерть? — взвизгнула его супруга. — О Боже, Боже, Боже!.. — она картинно приложила ладонь ко лбу, а её глаза заблестели, наполнившись слезами. — Видеть вас не могу.

«Надеюсь, у неё водостойкая тушь», — промелькнуло у меня в голове прежде, чем она, цокая каблучками, не покинула комнату. Сандал Евгеньевич рванул за ней, приговаривая извинения:

— Дорогая, Фросечка, конечно же, я не это имел в виду!

— Ты спишь и видишь, как на похоронах моих джигу-дрыгу отплясываешь, — доносилось всё более и более приглушаемое из залы. — Это невыносимо — даже в собственном доме доверять некому…

Постепенно звуки их ругани, к моему облегчению, совсем пропали — не люблю, когда люди ругаются, хотя, это намного лучше, чем если бы эти двое отрабатывали друг на друге приёмы кунг-фу. У меня живая фантазия. Перед глазами тут же возникли стоящие друг напротив друга призрачные фигуры Сандала и Ефросиньи. Вот Шер в традиционном чёрном кимоно с повязкой, на которой изображены таинственные японские письмена, просит их друг другу поклониться и даёт команду к бою: «Хаджиме». Откуда у меня такие великие познания в области восточных единоборств? Ответ прост — Егорка и не такому научит, так что подобные судейские термины для меня не в новинку. А тем временем воображаемые оппоненты рукопашного боя приступили к схватке: разъярённая тигрица с нахрапа накинулась на спокойного и сосредоточенного, как сидящий в засаде и выжидающий жертву киллер, тигра, сыпля на него всеми ударами, которые знала. Он их методично отбивает, ставя блоки, но в ответную атаку не бросается, раззадоривая её шуточными выпадами: то хлопнет легонько ладошкой по её макушке, то поставит щелбанчик по носу.

Я и сама не заметила, как издала смешок, зато это не укрылось от всей оставшейся в обеденной зале компании.

— Истеричка, — вынесла безжалостный вердикт моему психическому состоянию милая сестрёнка.

Ну да, у нас тут страсти похлеще, чем в мексиканских сериалах, а я ещё и смешными их нахожу. Если я и была согласна со словами Сони, то Шер, определённо, нет. Он перевёл на неё тяжёлый (весом в целое стадо пасущихся на плантациях бескрайних просторов Африки слонов) взгляд и попросил приказывающим, не терпящим возражений тоном:

— Помолчи.

Соня лишь оскалилась в ответ. Видимо, оценила его старания: обычно мой парень ограничивается лаконичным: «Заткнись!»

— Ты просто испугалась, да, Леночка? — участливо поинтересовался у меня Олли.

Какой же он милый. Я такое неуважение по отношению к его дяде и тёте проявила, а он ещё и защищает меня. За свою доброту мой ДСЧ удостоился уничижительного взгляда Артёма, а мне стало совсем неловко:

— Простите, — буркнула я и, преисполнившись грустных мыслей, решила, что нужно скорее покинуть этот дом. — Я, наверное, пойду.

Возражать никто не стал. Даже наоборот.

— Спасибо за незабываемый ужин, брат, — подмигнул Артём Оливеру.

— Для тебя что угодно, — отозвался тот с тонной приторной патоки в голосе.

— Моё сердце прямо-таки распирает от благодарности…

Такое ощущение, что Шеридан сейчас взмоет в небо, как воздушный шар, и реально лопнет, у него лицо так напряглось, что хотелось кричать и умолять сбросить его мешки, привязанные к борту.

— Ну что ты… Это пустяки для меня, — приложив два пальца к кепке, отсалютовал ему Оливер. — А давай я отвезу сестрёнок домой.

— Ты и так столько всего для меня сделал. Не хочу принуждать тебя и становиться ещё более обязанным.

Да что с вами, парни? Вы намешали супер-пупер малиново-вишнёво-персиковое варенье, приправив его мёдом, и теперь вас перекашивает от переизбытка сахарозы, диатезные вы мои?

— Ты невероятно мил, — саркастично отозвался Шер мультяшно-писклявым голосом. И кого он пытался изобразить?