Держись, воин! Как понять и принять свою ужасную, прекрасную жизнь

Очередь была длинная. Народу много. Каждый раз, когда очередь продвигалась, мне приходилось хватать Эмму за капюшон и тащить ее вперед на несколько сантиметров, а она пиналась и лягалась. Я словно оказалась в аэропорту с неподъемным багажом. А потом и Тиш начала плакать, потому что ситуация стала невыносимой. Я скрипнула зубами, сделала самое страшное лицо и рявкнула на Тиш, как монстр из фильма. Но подобное поведение редко может успокоить ребенка. Тиш зарыдала еще громче. Люди стали отодвигаться от нас. В проходах начали останавливаться люди, привлеченные криками. Я вспотела, как в сауне. Мне хотелось только одного: чтобы рождественская песня «Самое лучшее время года» закончилась немедленно. И все эти бубенчики и колокольчики, и добрые пожелания, и прочая суета! Немедленно!

До этого момента я ни на кого не смотрела, но, судя по всему, настало время извиняться перед другими покупателями в надежде заметить хоть какие-то сочувствующие взгляды.

Но когда я, наконец, подняла глаза, то с неприятным чувством увидела – никаких сочувствующих взглядов нет и в помине.

Все смотрели на меня. Абсолютно все. Одна пожилая пара была так расстроена, что бабушка прижала руку ко рту, а другой вцепилась в своего мужа. Поначалу мне показалось, что она пытается защититься от моих бешеных зверушек. Да, да, леди, они меня тоже пугают. Но потом поняла: пожилая дама с осуждением смотрит не на них – на меня! Я встретилась с ней взглядом, она сурово посмотрела на меня, затем на мою тележку, а потом отвернулась.

Я проследила за ее взглядом – на себя, потом на тележку. О-о-о-ох! Черт!

Болезнь Лайма обострилась, и я уже давно чувствовала себя неважно. Тот день выдался особо неприятным, и предыдущий тоже. Я вполне могла забыть принять душ или причесаться. И в таком состоянии пребывала целых сорок восемь часов! Посмотрев на себя, я обнаружила, что все еще в пижаме! Я просто заправила ее в рваные джинсы. Как в седьмом классе. Я выглядела плохо. Не просто плохо – ужасно, агрессивно плохо. А моя тележка! Шесть больших бутылок вина и карниз для занавесок. Можно было подумать, что я планирую настоящую оргию. И все было бы ничего, если бы мой маленький ребенок перестал вопить: «Я ГОВОДНАЯ! Я ГОВОДНАЯ!».

А поскольку я была усталой и безумно жалела себя, то никак не могла заставить себя сымитировать симпатию и жалость к моему несчастному голодному ребенку, рыдающему на полу. Я не испытывала к дочери ни малейшей симпатии. И точно помнила, что вчера ее кормила. Притворщица.

Я отказалась продолжать свои страдания. Даже прекратила всякие попытки помочь девочкам. Просто оставила Эмму рыдать на полу и Тиш в слезах рядом с ней и стала молиться, чтобы очередь двигалась быстрее. Уверена, даже атеисты в той очереди молились, чтобы все это побыстрее закончилось.

Неожиданно к нам направился полицейский. Сначала я встревожилась и приготовилась к защите. Но когда полицейский остановился передо мной, он тепло мне улыбнулся и подмигнул.

– Вы позволите? – спросил он, посмотрев на девочек.

Я не совсем поняла, о чем он спрашивает, но позволила сразу же – понадеялась, что он их арестует и уведет прочь.

И я кивнула.

Офицер осторожно похлопал Эмму по головке. Она посмотрела на него и умолкла. Поднялась с пола. Тиш замолчала и схватила сестру за руку. Неожиданно они превратились в двух стойких маленьких солдатиков. Абсолютное внимание, глаза блестят…

– Здравствуйте, девочки, – сказал офицер. – Вы когда-нибудь слышали о «нарушении спокойствия»?

Девочки замотали головами.

Офицер улыбнулся и продолжил:

– Это значит, что ваша мама и все эти люди хотят спокойно и мирно сделать покупки, а вы им мешаете. Это не разрешено. Можете вести себя потише?

Девочки дружно кивнули.

Офицер поднялся и улыбнулся мне. Я изо всех сил попыталась проявить свою благодарность – и улыбнулась в ответ.

Я заметила, как девочки вцепились друг в друга и явно радовались, что им удалось пережить этот день. Страшная опасность миновала.

– Быть родителем нелегко, – улыбнулся мне полицейский.

Мне почему-то стало очень важно, чтобы этот человек видел во мне не только мать-неудачницу. И я пробормотала:

– А еще я писательница.

– Правда? – искренне заинтересовался офицер. – И что вы пишете?

– Много разного… Я веду блог…

– О чем?

– О родительстве…

Глаза офицера блеснули, и он с усмешкой спросил:

– Правда? И кто-нибудь читает?

– Читают, – ответила я. – Наверное, для смеха. Но уж точно не для того, чтобы получить совет. Уверена.

Волшебным образом ко мне вернулись силы, спокойствие и даже способность посмеяться над собой.

А офицер рассмеялся и сказал:

– Знаете, у нас с женой шестеро детей. Думаю, что родителям можно дать единственный совет: попробуйте смеяться и дальше. Продолжайте смеяться. Это хороший совет. Вы хорошо справляетесь, мамочка.

Он отдал честь мне и моим девочкам и ушел.