– Не знаю, – пожал плечами помощник, – скорее всего, ошибка. Напутали с датами. Но дальше еще удивительнее: Роберт умер через несколько лет после рождения.
– Так, – пробормотал я, – расследование завершилось, не успев начаться. Анжелика надеялась отыскать брата, но тот давно мертв.
– Мальчик лишился жизни в юном возрасте, – повторил Борис. – При всем желании он не мог зарезать ножом Павла Андреевича, попасть на зону, а сейчас жить, предположительно, на Бали.
– Лика говорила, что Роб значительно старше ее, давно покинул дом, они с сестрой не встречались. Надо позвонить нашей клиентке, задать ей пару вопросов.
Батлер быстро пробежал пальцами по клавиатуре одного из своих ноутбуков, и я услышал тихий голос Анжелики.
– Добрый день, Борис.
– Здравствуйте, – отозвался батлер. – Вас не затруднит зайти в «Зум»? Ссылка на почте.
– Нет проблем, – отозвалась девушка, и вскоре мы увидели ее изображение на экране, который висит на стене.
– Разрешите задать несколько вопросов? – попросил я.
– Да, конечно, – улыбнулась Зубова.
– Вы сказали, что не помните Роберта, потому что никогда его не видели, – начал Борис.
– Да, верно, – подтвердила Лика. – Бабушка рассказывала, что брат старше, учился… э… в каком-то интернате, точно не скажу название. Вроде там воспитывают будущих военных, после получения школьного аттестата выпускники могут поступить без экзаменов в разные военные вузы. Роб дома не жил, мне он чужой. У меня о нем нет воспоминаний, ну, знаете, по типу подарки привозил, конфеты, игрушки.
– Но в день гибели отца юноша был дома? – уточнил я.
– Да, уже говорила об этом. Но ничего не помню. Свинку подцепила, а мать сразу не поняла. Это со слов бабушки.
– Внешность родственника можете описать?
– М-м-м… Вообще нет! Совсем не помню. Может, я его не видела?
– Следующий вопрос, – не успокоился Борис. – Вы нашли записку в своей комнате. Как она могла туда попасть?
Девушка быстро ответила:
– Кто-то запихнул бумажку под плинтус, там обои от стены отошли. Простите, уже говорила, не помню детские годы в городе. Все в тумане. Он рассеивается, когда мне… – Лика замолчала, потом неуверенно продолжила: – Ну… Лет, может, одиннадцать исполнилось! Мы с девочками сидим на берегу речки. Дальше отрывки, потом куски начинают складываться в целую ленту. Но все равно, о каждом своем дне в деревне досконально не расскажу.
Я решил систематизировать информацию:
– То есть вы не можете сказать, где жили до своего десятилетия?
– Ну… нет, – вздохнула Лика.
– У вас была какая-нибудь серьезная болезнь? – снова подключился к беседе Боря.
– Свинка, – ответила Анжелика.
– Но вы нам сказали, что постоянно приезжали в Москву для сдачи анализов.
– Да, тогда уже жила в деревне, – улыбнулась клиентка. – Я ненавидела визиты в столицу. И бабушка не разрешала мне в городе с детьми играть. Вот это помню.
– Если к вам не заходили подружки, то как записка оказалась под плинтусом? – озвучил я вопрос дня.
– Не знаю, – растерялась Лика, – может, кто в окно залез?
– Ваша вартира располагается на втором этаже, – возразил батлер.
– Не знаю, – повторила Анжелика и зажмурилась. – Мигрень началась!
– Замучили вас вопросами до головной боли, простите, – начал извиняться мой помощник.
– Вы ни при чем, – остановила его Лика. – Всякий раз, когда пытаюсь вспоминать, как провела раннее детство, тут же в висок штопор втыкается.
– И школьные годы такую же реакцию вызывают? – поинтересовался я.
– Плохо помню их, – стандартно ответила Лика. – О! Вот! Очень не любила рано вставать и когда садилась в машину, засыпала сразу.
Я обрадовался новой информации:
– Вас возили в гимназию?
– Не помню, – поморщилась женщина. – Сейчас вдруг в голове картина проявилась: ложусь на заднее сиденье, и все!
– Тоже не любил школу, – признался я. – Когда вы годы учебы в Потапкино вспоминаете, тоже мигрень стартует?
Анжелика засмеялась.
– Нет-нет, в деревне было очень хорошо. А в Москве даже сейчас, когда я уже взрослая, крайне неуютно. Не могу ночевать в квартире, только порог переступлю, сразу тошнит. Решила, вот вымоют апартаменты, кое-что подремонтируют, сразу на продажу их выставлю. Приобрету себе коттедж в Подмосковье. Я не создана для жизни в городе! Извините, больше не могу разговаривать. Голова раскалывается. Пойду таблетки принимать.
Экран погас. Мы с Борей посмотрели друг на друга.
– Что-то не так, – покачал головой батлер.
– Вы правы, – согласился я и набрал номер Левы.
– Задавай вопрос сразу, – попросил приятель, забыв поздороваться.
Я приступил к делу:
– Помнишь наш разговор про Анжелику? Сейчас случайно выяснили, что у нее всегда, едва речь заходит о детстве и школьных годах в Москве, начинается мигрень. И она ничего лет до одиннадцати не помнит. В процессе беседы случилось одно озарение: ее, совсем маленькую, рано утром, вроде как, везут на уроки. Мы выяснили, что она в первый класс пошла в девять лет и училась в лесной школе. От гимназии в деревне и от жизни в селе самые хорошие эмоции, есть воспоминания. Почему так?