Дерзкие надежды Карабаса-Барабаса

– Некоторые специалисты ставят стоп-сигнал на травмирующие реминисценции, – объяснил Лева, – опасаются, что они всплывут из тьмы. Всякий раз, когда в башке возникают хотя бы намеки на ненужные мысли, у пациента начинаются тошнота, мигрень, понос, а то и все сразу. Каждый по-своему реагирует. Мозг связывает реакцию тела с размышлениями, например, о школьных годах и блокирует все, что связано с данной ситуацией.

– Ясно, спасибо, – поблагодарил я и встал. – Боря, сбрось мне точный адрес лесной школы. Может, там найдется кто-то, способный рассказать об Анжелике. Съезжу туда. Ты говорил, она расположена в селе Гукино. Отправлюсь туда. Пришли название улицы, номер дома. Проверь учителей, вдруг там еще работают те, кто помнит Зубову.

Звуковое сообщение от батлера прилетело в тот момент, когда я стоял в плотной пробке.

– Почти весь педагогический состав обновился, – сообщил секретарь. – Вероятно, помнить Анжелику может воспитательница Плюхина Валентина Семеновна, она до сих пор работает там, и библиотекарь Ласкина Татьяна Васильевна, но она теперь владелица магазина в селе Крутово. Кстати, обе женщины там живут, Плюхина – на улице Ленина, дом пять, Ласкина – тот же адрес, только шестой участок.

Глава десятая

– Анжелика Зубова? – переспросила Валентина Семеновна. – Вроде была такая девочка. Много ребят перед глазами прошло, всех не упомнить. Разве только тех, кто чем-то отличался. И я не педагог, а воспитатель. Следила, как подопечные едят, одеваются, гуляют, играют. Почти няня.

– Лика не оставалась ночевать, может, такая информация оживит вашу память?

– А-а-а, – обрадовалась Плюхина. – Забавный ребенок. Вы правы, она единственная, кого туда-сюда возили. Тихая, забитая малышка, слова лишнего из нее не вытащишь. Почти не улыбалась. Спрошу: «Анжи, сегодня два супа на выбор, куриный и борщ. Какой хочешь?» Ответ: «Все равно». Ела, как божья коровка. Две ложки проглотит, и все. Упрашивала ее, та ни в какую. Тощая! В чем душа держится! Зинаида Яковлевна, директор, если ждали родителей, которые к нам хотели ребенка отдать, всегда мне говорила: «Сегодня в семнадцать уведи Зубову, погуляй с ней где-нибудь. А то глянут на первоклашку и подумают, голодом морим». Отец у нее был странный, слишком спокойный, если не сказать апатичный. Ни на что внимания не обращал. Привезет дочку к восьми, буркнет: «Забирайте», – и нет его. Домой увозил в девятнадцать. Анжелика дневные занятия отсидела, пообедала, поспала, уроки сделала – и до свидания. Мы недалеко от столицы находимся, но часа полтора Зубовым надо было ехать до квартиры. Приедет она полдесятого – сразу спать пора. Утром, наверное, в пять поднимали. Неразумное поведение взрослых. У нас спальни уютные, питание хорошее, все процедуры проводим, учим, развиваем. В комнатах пансионеры по двое живут. Никакой дедовщины в помине нет. Первый вопрос, который взрослые задают, когда больного привозят: «У вас не станут над ребенком смеяться? Другие дети его обзывать могут? Пальцем тыкать? Или кто-то увидит своего сверстника на костылях, ужаснется?» Подробно объясняю, что все учащиеся с проблемами. Кто в коляске, кто под капельницей после уроков. Один без ноги, другая без руки, у третьего лицо обезображено. Новенькие первое время как замороженные, боятся врачей, медперсонала, в школу с опаской приходят. Но вскоре они понимают, что в нашей гимназии всех любят. И когда ты хромой, а сосед по парте вообще ходить не способен, то еще не так все у тебя плохо. Оттаивают ребятишки, начинают шалить. Мы никого не наказываем, радуемся, потому что обычные капризы и непослушание для нас – свидетельство начала психологического выздоровления. Когда подопечному плохо, он тихий, послушный, сил нет на сопротивление, молча терпит процедуры, манипуляции, не капризничает, только плачет. Если же начинает спорить: «Не хочу уколы, не пойду на массаж», – вот тут, слава богу, ожил птенчик, потихонечку на лапки встает. А уж если шалить начал, тут прямо праздник! Анжелика находилась в лучшем положении, у нее никаких изменений не было во внешности, швов, протезов.

– У девочки была психологическая травма, – догадался я.

– Да у всех воспитанников она в наличии, – махнула рукой Плюхина. – К нам ведь разных привозят, но у всех в душе пепелище. Один под машину попал, ноги лишился, другого из окна сумасшедший дед выбросил, мальчик жив остался, но весь переломался. Я говорю «больные», и да, контингент у нас – нездоровые дети. Только у них нет заболеваний. Мы реабилитируем после травм, огнестрельных ранений, ДТП, побоев. Лесные школы делятся по профилю лечения. Кардиология, туберкулез, рак, ну и так далее. Мы ставим на ноги тех, кто прошел тяжелое лечение, жертв жестоких взрослых.

– Анжелика чем-то болела? – попытался я узнать информацию.