Дерзкие забавы

– Прости меня, – говорю я, уткнувшись в ее теплую шею. – Я рад, что нам не надо много обсуждать, но все-таки хочу это сказать. Прости, что я сбежал из города, прости, что не поговорил с тобой вчера. И, черт возьми, прости меня за то, что я не позвонил, чтобы узнать, не беременны ли мы.

Она слегка отталкивает меня, чтобы заглянуть мне в лицо:

– Мы?

– Черт, Харлоу, ты же не одна в этом участвовала.

Она соглашается, кивая с улыбкой:

– И ты меня прости.

– Детка, это были две недели гребаных мучений.

Она молчит, уткнувшись лицом в мою шею. Через несколько секунду она всхлипывает и кивает, и до меня доходит, что она плачет.

Я отстраняюсь немного, чтобы видеть ее, беру ее лицо в ладони:

– Эй… нет, не надо. Я…

– Я думала, все кончено, – говорит она. Я поглаживаю большими пальцами ее щеки. – Там, на лодке. Я думала, ты больше не хочешь со мной быть. И не представляла, как мне тебя забыть. Мне раньше не надо было никого забывать.

– Я бы этого не допустил.

– Но ты уехал! – Она взглядывает на меня, и по ее щекам ползут еще две слезы. – Ты просто уехал и не стал со мной разговаривать, и это было так ужасно, потому что я ведь только с тобой поняла, что нашла своего человека. И что это ты.

В груди у меня все переворачивается, и я рывком снимаю рубашку через голову, а потом прижимаю Харлоу к себе. Мне нужно почувствовать ее кожу своей, нужно, чтобы мое сердце было как можно ближе к ее сердцу, и она сбрасывает халат, прижимается ко мне, обвивает руками мою шею.

Харлоу, которую обычно видят другие, – это сила, с которой нужно считаться. А вот такой ранимой Харлоу бывает редко. Она только что призналась, что чувствует то же самое, что и я: что это оно самое, что я нашел свою девушку и что эта девушка – она. И я очень не хочу все испортить.

– Мы будем говорить всегда и обо всем, – обещает она, уткнувшись мне в плечо. – А ты никогда не бросай меня больше. Поклянись.

– Клянусь. – Я отстраняюсь и целую ее, легко, почти мимолетно коснувшись ее губ и думая, что это будет просто маленький поцелуй в знак подкрепления клятвы. Но ее рот приоткрывается, и звук, который она издает, представляет собой нечто среднее между рыданием и стоном. И, черт меня побери, это самый сексуальный звук, который я когда-либо слышал от нее, потому что он такой… настоящий.

Ее язык тут же скользит по моим губам, зубам, моему языку, и от ее умоляющих страстных постанываний у меня совершенно сносит голову. Она проводит руками вдоль моего тела вниз и прижимает ладонь к переду моих джинсов, и если я и раньше был уже возбужден, то от ее прикосновения возбуждаюсь еще больше и хочу ее так сильно, что мне как будто под кожей чиркнули спичкой.

Она расстегивает пуговицы и просовывает руку внутрь, мне под боксеры и с приглушенным стоном обхватывает ладонью мой ствол. И больше всего на свете мне нужно сейчас спустить джинсы к лодыжкам и закинуть ее ноги мне на талию.

Мне нужны ее кожа, и ее стоны, и ее горячее дыхание у меня на шее. Мне нужен ее вкус на моем языке и…

– Я принимаю таблетки, – говорит она между страстными, сосущими поцелуями. – Я начала в тот день, когда у меня начались месячные.

– Господи всемогущий, – со стоном отвечаю я. – Это самый лучший набор слов в мире за всю историю человечества!

Она смеется, стягивая с меня джинсы, и я отбрасываю их вместе с кроссовками, набрасываясь на нее и притискивая ее к стене.

– Потом я буду более терпеливым. – Я проникаю рукой между ее ног. Мои пальцы скользят по ее клитору, вниз, туда, в это невероятное тепло и влажность. О черт. – Потом я не буду торопиться, но сейчас…

– Хватит болтать, – прерывает меня она, прерывисто дыша. – Я понимаю.

Приподняв ее, я закидываю ее ноги себе на талию, и она обнимает меня ими, глядя, как я просовываю руку между нами и поглаживаю головкой члена вход в нее. Вверх-вниз, чуть-чуть, чуть-чуть, чуть-чуть внутрь и снова наружу.

– Смотри.

Она судорожно вздыхает:

– Я смотрю.

Ее тело невольно отвечает мне, когда я дразнящими движениями еле вхожу в нее и выхожу обратно, и это просто пытка наслаждением. Руки дрожат от желания ворваться в нее глубоко, но Харлоу думает, что эта дрожь вызвана напряжением и усталостью.

– Я понимаю, что этот отель для тебя – нечто новое, но в нем есть кровать.

Смеясь, я делаю два шага и опускаю Харлоу на постель, на спину, прижимая ее к себе как можно ближе, чтобы не терять контакта с ней ни на долю секунды.

Ее ноги обвиваются вокруг моих бедер, она притягивает меня к себе, направляя меня внутрь себя так чертовски медленно и страстно, что мне приходится замереть, когда мои бедра соприкасаются с ее бедрами, потому что, клянусь Богом, я могу кончить прямо сейчас, в эту самую секунду.