Наверное, это из больницы, хотя ближайшая операция только в два часа, а время только приближается к обеду. Когда я беру телефон и смотрю на экран, я с удивлением обнаруживаю, что мне пишет Шарлотта. Мой пульс учащается, член напрягается. Она никогда раньше не писала мне, и мое нелепое сердце колотится в беспорядочном ритме, желая верить, что это признак прогресса.
Ухмыляясь, я отвечаю.
Боже, моя грудная клетка сжимает сердце, душит его. Она скучает по мне. Это такой неожиданный подарок, что моей руке на мгновение становится трудно держать телефон. Ни за что на свете я не смогу дождаться сегодняшнего вечера, теперь, когда знаю, что она тоже думает обо мне. Достаточно, чтобы признать это, что для Шарлотты немаловажно. Наверное, мне следует принять это благословение, это доказательство прогресса и быть счастливым. Но довольствоваться полумерами не заложено в моей ДНК, поэтому я фотографирую уединенный бассейн, в котором плаваю, и отправляю ей снимок.
Я пишу ей код от лифта в вестибюле, чтобы она смогла подняться на крышу — и затем жду, мой аппетит к ней с каждой секундой становится все более ненасытным. Дворецкий появляется из стеклянной двери в дальнем конце крыши, чтобы спросить, не нужно ли мне чего-нибудь, и я заказываю шампанское для Шарлотты и воду для себя, поскольку сегодня днем у меня операция. Ей требуется двадцать минут, чтобы прибыть, но, Боже мой, она стоит каждой секунды ожидания. Одетая в обтягивающий красный топ и джинсы, на высоких каблуках, удивительно, что она добралась до меня, и ее не украли прямо на улице. Но самое приятное — это то, как она улыбается и краснеет, когда видит меня.
— Ты не предупредил, что будешь в плавках. Так по-европейски, — говорит Шарлотта, заправляя свои длинные волосы за ухо. — Вау. Это просто… Я не видела тебя без одежды.
— Да, — отвечаю я, подходя к своей девушке. Беру ее за подбородок и приподнимаю ее лицо, простой акт власти заставляет ее глаза остекленеть. — Я слишком нетерпелив, чтобы возиться с одеждой, когда дело доходит до тебя.
— Ну… — Она облизывает губы, привлекая мое пристальное внимание. — Может быть, ты мог бы уделить этому время в следующий раз, сэр? Мне нравится на тебя смотреть.
Медленно я засовываю большой палец ей в рот, и она стонет, посасывая палец, слегка покачиваясь на каблуках. Дворецкий выбирает этот момент, чтобы вернуться с нашими напитками, и Шарлотта вздрагивает, пытаясь отстраниться, но я наступаю на нее, держа большой палец у нее во рту, притягивая ее ближе, обхватив другой рукой за бедра. И после нескольких секунд шока с широко раскрытыми глазами напряжение спадает с ее тела, и она позволяет мне втягивать его внутрь и наружу, внутрь и наружу, ее цвет лица становится все более розовым, ее плотное тело трется о мое.
— Здесь только ты и я, — бормочу я, поглощенный движениями ее пухлых губ. — Никогда не будет никого другого.
Когда дворецкий уходит, я убираю большой палец и заменяю его языком, целуя ее так, как мог бы, если бы мы трахались на полу моего офиса. Глубоко. Собственнически. Из ее горла вырывается прерывистое мычание, и за последние три дня я уже понял, что именно этот звук она издает, когда становится влажной. Моя рука скользит вниз по ее телу, по ее упругим титечкам, сжимая ее киску через джинсы.
— Это будет моим обедом, Шарлотта.
Ее веки трепещут.
— Да, сэр.
Несказанно довольный динамикой, которая развилась и расцвела между нами, я сжимаю ее идеальную маленькую щелку еще раз и отступаю назад.
— Раздевайся.