Я впиваюсь пальцами в телефон.
Подонок.
Красивый подонок, но все же…
Я представляю, как он сидит строгий и царственный в своей дорогой машине, глядя на город, как задумчивый Бэтмен. Он крутит пальцами, как делал в лифте, — этот намек на улыбку на его губах и прищуренные глаза, как всегда, как будто он знает, что он лучше всех остальных, и его это не беспокоит.
Я смотрю на сообщение.
Затем я с трудом сглатываю и оглядываюсь через плечо.
Там никого нет.
Я бью кулаком по экрану своего телефона, представляя, что это его отвратительно великолепное лицо. Где-то под моей воинственностью я могу сказать, что Стинтон намеренно провоцирует меня. Он хочет отвлечь меня от моих нервов. Или, может быть, я слишком много ему доверяю. Может быть, ему просто нравится ставить мне галочки.
Дверь приоткрывается, и растерянный член съемочной группы сообщает мне, что пришло время для интервью.
— Я сейчас буду.
Она кивает и закрывает дверь, вероятно, задаваясь вопросом, не сошла ли я окончательно с ума.
Никогда за миллион лет я не думала, что окажусь перед камерой. В детстве я убегала от подобных вещей. Я не была
У меня даже не было тела для этого. Пока другие девочки в школе оттачивали формы, я застряла, пытаясь понять, где кончается моя спина и начинается задница.
Не помогло и то, что мой гардероб был во многом вдохновлен стилем одежды моего отца ‘бери все чистое и под рукой’. Вскоре мне стало совершенно ясно, что лучше держаться как можно дальше от центра внимания — и людей — насколько это возможно.
Теперь я собираюсь предложить себя придуркам, которые так и не закончили среднюю школу. Я окажусь в выгребной яме, которой является раздел комментариев в социальных сетях, лицом к лицу с клавишниками, которые без проблем разорвут меня на части в уютном подвале своих родителей.
— Я справлюсь. Со мной все будет в порядке. — Сделав еще один вдох, я выхожу из комнаты и чуть не спотыкаюсь.
Жар заливает мое лицо, и я опускаю взгляд на каблуки. Они как ходули, привязанные к моим ногам, и такие чертовски неудобные. Почему другие женщины подвергаются этому?
Дрожащими ногами, как у новорожденного олененка, я медленно пробираюсь к передней части склада. Задний план преобразился. Теперь здесь диван, зелень и огромная книжная полка. Свет и камеры тоже стали ближе.
Мое сердце колотится о ребра.
Интервьюер — жизнерадостная брюнетка в ярко-синем брючном костюме. Она чувствует мое волнение и похлопывает меня по руке. — Все в порядке. — Ее улыбка натренирована, а зубы такие белые, что почти ослепляют. — Я не буду задавать тебе слишком много трудных вопросов. Сегодня главное — узнать тебя получше.
— Узнать меня. Верно, — бормочу я.
— Можно мне гримера? Она потеет!
Кто-то подбегает, вытирает мне лоб кисточкой, а затем скрывается из виду.
—
Интервьюер пускает в ход все свое обаяние, обращаясь к камере как к старому другу. Я впиваюсь пальцами в подлокотник кресла и надеюсь, что выгляжу не такой паникующей, какой себя чувствую.
Она все бубнит и бубнит.
Я понятия не имею, о чем она говорит.
Наконец, она поворачивается ко мне. — Итак, Дон, могу я называть тебя Дон?
— Д-да.