Десерт из каштанов

– Конечно, – оживился Станислав. – Конечно, хочу, а как же?

IX

Довольно глупо было вести этого парня за собой по обычному маршруту.

«Надо было или пустить его к сестре, или отправить восвояси, но уж никак не тащить на прогулку, – твердил сам себе Арсений, спускаясь впереди Станислава по лестнице, пропуская пожилую хмурую санитарку, толкая дверь от себя. – Какая ржавая пружина… сколько помню, она всегда такая же, рыже-коричневая, растягивающаяся, похожая на прямую кишку, и в потеках белой краски…»

– Вам нужно сразу уяснить кое-что! – беспричинно резко начал он, когда они поравнялись с ромбом клумбы посреди двора, и от неожиданности плечи Станислава распрямились. – Она в коме. Сначала мы держали ее в медикаментозном сне, но неделю назад введение лекарств прекратили, и оказалось, что началась кома. Несмотря на то, что мне тут всякое говорят в последнее время, я хочу донести до вас, что… Первое, кома – это серьезно. Она может окончиться выходом из этого состояния, а может только углубиться. Если сестра ваша очнется, она никогда не будет прежней, но насколько сильны окажутся изменения и когда это случится – я сказать не могу. Даже предположить. И второе, это все равно ваша сестра, пока не выяснено обратное. Не в физическом, а в ментальном плане, я об этом.

Вышло как-то коряво. Арсений негодующе сжал губы при одном только мелькнувшем воспоминании о Веронике Баевой. С того самого разговора на повышенных тонах она больше ни разу не появилась в горбольнице. И молодец.

Станислав кивнул несколько раз, задумчивый и настороженный. Огладил светло-бежевую ветровку на груди, извлек из нагрудного кармана тонкую пластмассовую расческу с мелкими частыми зубчиками, между которых виднелись белесые следы кожного сала, и принялся медитативно расчесываться. Верно, это помогало ему восстановить присутствие духа.

– Понятно, – только и выдавил он из себя.

Гаранин продолжил. Он вкратце описал операции своей Джейн Доу, мысленно возвращаясь в то утро, когда ее привезли и он шел по коридору, а вокруг клубилась сонная усталость со вкусом слез, и на деснах мягко перекатывались крупицы кофейной гущи. Особенно подробно описал черепно-мозговую травму, она вместе с повреждением селезенки и почки имела больше всего последствий. Переломы срастались хорошо.

– Да. Она любила творог… – пробормотал Станислав, противно тренькая зубьями расчески и даже не замечая этого.

Гаранин перевел дыхание:

– Вы по образованию не медик. Я мог бы вам сейчас по пунктам описать все… Вам вообще нужно знать, какие у нее повреждения? Я имею в виду… все повреждения.

Расческа оказалась крепко стиснутой в кулаке.

– Н-нет. Я думаю, нет, – сдавленно проговорил парень. – Мне нужны ваши прогнозы.

– А прогнозов как таковых не будет. Я уже все сказал. Ждать и надеяться.

– А память… Если она очнется, она будет помнить все это? Я имею в виду то, что с ней случилось. – Станислав быстро облизал пересохшие губы. Заметно было, что каждое слово дается ему с трудом.

– Я не знаю, – признался Арсений понуро. – Она может очнуться и помнить все. Амнезия – не обязательный спутник травмы, хотя, скорее всего, в этом случае она будет присутствовать. Потому что память – процесс глобальный, она не хранится только в каком-то одном отделе мозга. Но дело даже не в этом. У вашей сестры могут быть трудности с выполнением бытовых задач. Одеваться, есть, пить… Понимаете, о чем я?

– Она станет овощем?

– Не обязательно. Будем надеяться, что нет. Скажем так, это худший из возможных прогнозов.

– Но лучший – что она проснется и будет помнить, кто я. Да?

Карие глаза требовательно впились в лицо Гаранина.

– Да, – признал тот.

Станислав пожевал губами, кивнул, задумчиво поскреб ногтями гладко выскобленный подбородок. Снова кивнул, энергичнее, словно приходя к какому-то решению. Глубоко вдохнул, глядя на высокий пирамидальный тополь, шелестящий серебристыми листьями. И спрятал расческу в нагрудный карман ветровки.

Они прошлись до фонтана, расходясь на узкой тропинке с другими гуляющими. Пациенты, которых в любом больничном дворе легко безошибочно вычислить по мятым футболкам, спортивным штанам и тапочкам, сидели на лавочках и болтали с родными, пили через трубочку сок, поедали булки, бананы, хрустели обертками шоколадок, вполуха слушали трескотню детей, пришедших их навестить, а перед обитателями педиатрического отделения их отцы и бабушки раскладывали сокровища в виде киндер-сюрпризов, машинок и кукол. Мимо ноги Арсения красным всполохом промчалось крохотное гоночное авто на дистанционном управлении, врезалось в щербатый бордюр, перевернулось и теперь вхолостую вертело колесами, барахтаясь в пыли, словно неловкий хрущ.

– Мы росли вместе. И я… я думал, что у нас никого нет, кроме друг друга. Поначалу, – улыбнулся Станислав. – Но девчонки и мальчишки играют в разных песочницах, даже когда кажется, что в одной.

– Да, наверное, – сказал Арсений, просто чтобы как-то поддержать беседу.

– У вас есть братья или сестры? – полюбопытствовал Станислав.

Арсений покачал головой: