Десерт из каштанов

– Этому – оказать первую помощь, – отрывисто велел он. – Только к койке привяжите, пока не очухался. Он преступник. Пришел ее добить. Я звоню в полицию.

Он ополоснул руки, чувствуя лишь онемение в разбитых костяшках, и быстро созвонился с Грибновым, которому объявил, что задержал нападавшего на Евгению Хмелеву. Не отвечая больше ни на какие расспросы, он оборвал разговор и отправился в дальний конец коридора, где, привязанный запястьями к поручню кровати, уже приходил в себя Станислав. Носовое кровотечение успели остановить, лицо обмыли, так что вид у него оказался не такой пугающий. Левый глаз заплывал сиреневой гематомной подушкой, и Гаранин наблюдал за этим с садистским удовлетворением.

Кивком головы он отправил медсестру Валентину прочь и приблизился к Станиславу, мутным взглядом блуждающему по окружающей обстановке.

– Она жива. И будет жить дальше. Назло тебе, гнида, – прошипел Арсений, склоняясь к самому его уху. – Каким же выродком надо быть, чтобы сделать со своей сестрой такое.

– Ты ни хрена не знаешь, – прохрипел Станислав. – Ни хрена, понял? Дядя доктор. Она сама виновата. Она сама напросилась. Всегда напрашивалась. Когда измывалась надо мной. Когда заставляла меня свои сапоги облизывать. Я знал, что убью ее, я мечтал, что когда-нибудь убью эту тварь. По кусочку кожу ее сдеру поганую. Лоскут за лоскутком, осторожно. Подрезать, подцепить и начать срезать лезвием… Чтоб верещала, как свинья.

Арсений с трудом проглотил кислую слюну. Его кулаки снова сжались, теперь причиняя дискомфорт. Онемение проходило.

– А эти ее черные волосы, – продолжал шептать Станислав, и его глаза, точнее, единственный целый глаз загорался металлическим блеском восторга. – Знаешь, что она делала? Пихала их мне в глотку. Она сжимала пальцами мне челюсти, вот тут, по бокам, и жала до тех пор, пока я не начинал выть и не открывал рот. И тогда она засовывала мне свои волосы туда, прямо в горло, глубоко, чтобы меня стошнило. А когда я блевал на пол, она била меня по губам и заставляла убирать это все. А потом запирала в туалете, выключала там свет и шла на гулянки. А я оставался один… Но это было лучше, чем когда она звала своих дружков! Потому что они стояли за дверью и улюлюкали, дразнили меня или рычали и завывали, чтобы было страшнее. Там была такая щелка, прямоугольная, от старого шпингалета, который батя выворотил по пьяни. И я смотрел в эту щелку, потому что это был единственный свет. Так было не очень страшно… И когда ее приятели клали ее на кровать, я все видел. Я смотрел и смотрел, и не мог закрыть глаза, потому что тогда оказался бы в темноте. А я не хочу в темноту. Не хочу! Не хочу в эту долбаную темноту, понял ты?!

– Ты уже там. Урод.

– Ты тоже. Все мы… уроды. Но она, она хуже всех. Моя Соня.

Гаранин похолодел:

– Кто?

Станислав блаженно улыбнулся, словно вспомнил о чем-то очень приятном.

– Когда я убил ее, думал, что спасся. Что больше она меня не тронет. Но она ожила. Через месяц. А ведь я ее похоронил! Сам, своими руками швырял горстями землю в эту рожу. Но все не так просто, не-ет! Эта тварь ожила. Живучая мерзкая гадина, даже смерть ее не уняла. Мы снова встретились. Прикинулась, что не узнает меня, даже не откликалась на свое имя. Но она прекрасно знала, кто я, и боялась меня! Потому что однажды она уже умоляла меня и чувствовала, что будет умолять еще. И она кричала. Визжала. Плакала. А потом еще и еще. Это было как музыка. Как будто Боженька у меня прощения просил, пока она подыхала. Как будто музыка сфер звучала, пока она умоляла меня не добивать ее…

Не в силах больше выслушать ни слова из уст этого сумасшедшего, Гаранин вколол ему успокоительное и принялся ждать полицию. Как бы ни было велико его желание убежать подальше отсюда, скрыться в первом боксе и прирасти к кровати Жени, он не мог позволить себе оставить ее мучителя одного.

Через какое-то время все-таки появился капитан Грибнов, и долгое разбирательство и дача показаний затянулись на весь остаток дня и вечер. Пришедшего в себя Станислава забрали в отделение. Впрочем, кажется, Станиславом он оказался только для Гаранина, и его настоящее имя еще предстояло выяснить: никаких братьев и сестер у Евгении Хмелевой зарегистрировано не было, ни родных, ни даже двоюродных.

Из полиции Арсений снова поехал в горбольницу. Он не мог допустить, чтобы эту ночь Женя провела в одиночестве. Теперь Баев уже не казался ему хорошей компанией для девушки.

Августовские звезды из плохо освещенного больничного сада смотрелись россыпью сахарных крошек на черном полотне небесной скатерти. Для чего нужны черные скатерти, задумался Гаранин. Для ведьмовства, вызова дьявола или наведения порчи. Очень странные занятия, если посудить: в этот мир, до краев полный страданий, только безумец будет призывать еще беды.