— Она типа одержима моей работой, — однажды сказала Эшли в разговоре с Имоджин, — и живет моей жизнью.
Имоджин двинулась к следующему пожару, который требовалось потушить. Мина Эквензи, нигерийская модель, которая появилась лишь несколько месяцев назад, оказалась обладательницей ног несуразно громадного размера. Еще один нюанс, в который не удосужились посвятить Эшли.
— Ничего, — сказала Мина, впихнув ногу одиннадцатого размера в туфлю девятого, — иногда можно и пострадать за искусство. — Имоджин сокрушенно качала головой, наблюдая, как модель ковыляет ко входу в ресторан.
До того, как все окончилось, Имоджин едва ли могла выкроить минутку, чтобы присесть и собраться с мыслями. В четыре часа Элис триумфально вышла из ресторана, держа айфон высоко над головой. Она широко улыбнулась Имоджин.
— Может быть, это одна из моих лучших съемок. К тому же на телефон, — она перевела взгляд на упомянутый телефон, а потом снова посмотрела на Имоджин. — Спасибо, что дала мне такую возможность.
Вряд ли ей удалось бы заметить вырулившего на тротуар велокурьера. По идее, ему нечего было там делать, но трейлер, обнесенный полицейской лентой, перегородил велодорожку. Время стояло послеобеденное, до того момента, когда из стеклянных высоток на улицы выплеснется людской поток, оставался примерно час, и полупустой тротуар для поездки выглядел предпочтительнее проезжей части. Курьер спешил. Имоджин едва успела заметить его и сразу поняла, что уже ничего не успеет сделать. Взвизгнули протекторы — это велосипедист затормозил избегая настоящего столкновения, — но его колесо все же задело бедро женщины-фотографа, и та упала на землю. Говорят, когда происходит нечто ужасное, время замедляется. Имоджин видела, как телефон описывает в воздухе дугу, приземляется на тротуар, дважды подскакивает и падает прямо в водосток, наполненный машинным маслом и застоявшейся водой. И в считанные секунды тонет.
— Не-е-ет! — закричала Имоджин и нырнула в водосток так, что на ее черную кашемировую водолазку брызнуло жидкой грязью. Выловив телефон, она принялась в нем ковыряться, прекрасно сознавая, что стоит на коленях посреди грязного нью-йоркского тротуара на глазах толпы. Экран был разбит, но Имоджин подумала, что телефон, возможно, все же удастся включить, и нажала на кнопку питания. Телефон зажужжал и засветился. Как старый пес, который желает лишь одного — в последний раз услужить хозяину, он сделал доблестную попытку загрузиться. Имоджин молча внушала ему, чтобы он заработал, обещала всю оставшуюся жизнь искоренять в себе даже самые мелкие недостатки, если некая высшая сила просто позволит телефону включиться, чтобы перекачать фотографии. Но именно в тот миг, когда она клялась никогда больше не ругаться и не грешить и ни в коем случае не есть темный шоколад с кофейными зернами, телефон издал последний стон и умер в ее руках.
Больше ста тысяч долларов только что утонули в луже! Имоджин боялась даже посмотреть на Элис, которая вопреки всему, казалось, не слишком пострадала.
— С тобой все нормально? Да? — спросила Имоджин.
Элис кивнула.
— И ты снимала только на эту трубку? — спросила Имоджин, по-прежнему глядя на темный экран.
— Ага.
Поднимаясь на ноги и направляясь к трейлеру, Имоджин старалась сохранить непроницаемое выражение лица. Она зашла в трейлер, заперлась, а потом, забыв о приличиях, бросилась вниз лицом на маленький диванчик и принялась колотить кулаками в пластмассовую стенку. Господи, она просто разваливалась на части! Бывало ли прежде с ней такое? Нет. Никогда.