— Имоджин, я каждый день обсуждаю с разными людьми множество идей. Мое дело — убедиться, что все они эффективно реализуются, и в данном случае я с ним справилась. Уверена, твои слова вполне могли как-то помочь мне в этом, — теперь на лице Евы было написано нечто похожее на жалость.
— Это низко, Ева. Красть идеи — низко.
Ева продолжала улыбаться.
— Все идеи принадлежат всем, Имоджин. Мы ведь команда.
У Имоджин не осталось слов. Она может распинаться на эту тему еще двадцать минут, но Ева все равно загонит ее в угол.
— У меня встреча, — солгала она так твердо, как только сумела. — Вернусь через пару часов.
Ева уже переключилась на свой телефон.
— Не беспокойся, Имоджин. Мы тут прекрасно без тебя справимся.
Имоджин грустно щурилась на тусклое зимнее солнце. Ей надо было подумать.
Сейчас Имоджин хотелось поговорить с одним-единственным человеком, и стоило ей выйти на улицу, как она достала телефон и по памяти набрала номер квартиры Молли Уотсон в Верхнем Ист-Сайде. Молли обходилась без мобильника. Сонм ассистенток всегда знал, как ее найти, а если вдруг нет, то на городском телефоне у нее стоял автоответчик, который она аккуратно проверяла по вечерам. «Никому нельзя предоставлять возможность связаться с тобой в любой момент, — сказала она Имоджин однажды утром, вымотанная одиннадцатичасовой фотосессией. — Всегда оставайся немного недоступной. Это только заставит остальных еще больше хотеть твоего внимания». Сколько же времени Имоджин не разговаривала со своей бывшей начальницей? По крайней мере, пять месяцев. Та еще летом перестала отвечать на звонки.
После третьего гудка кто-то снял трубку. Голос был тихим, и Имоджин решила, что это одна из многочисленных Моллиных подручных.
— Это Имоджин Тейт, хочу поговорить с Молли Уотсон, — представилась она.
Молчание на том конце линии.
— Им, дорогая, это я.
Прежде Молли без труда распоряжалась в помещении, полном моделей, каждая из которых обладала самомнением размером с алмаз Хоупа.[107]
Стоило ей зашептать, как все присутствующие на фотосессии замолкали из страха пропустить нечто неимоверно важное.Голос, который доносился сейчас до Имоджин, был слабым и тревожным.
Сперва Молли колебалась, когда Имоджин сказала, что хотела бы заскочить к ней до обеда, но после недолгого раздумья уступила.
— Возможно, моя дорогая, это хорошая идея, — сказала она. — И сразу поднимайся наверх. Я предупрежу Айзека, что ты уже едешь, — Айзек, швейцар, уже тридцать лет нес в белых перчатках вахту в холле дома на восточной Восемьдесят седьмой улице. Он уже работал там, когда Молли приобрела эту квартиру с тремя спальнями, широкой террасой и библиотекой, где расположилась одна из самых дорогих во всей Америке коллекций книг о моде.
Молли никогда не была замужем. Она бы умерла, если бы услышала, что кто-то называет ее одной из бесчисленный «модных вдов» Нью-Йорка, но относилась именно к этой категории женщин — настолько преданных модной индустрии, что ни одна из них не могла поставить на первое место мужчину, и лишь на второе — работу. За исключением этого холостяцкого положения, Молли на протяжении многих лет оставалась идеалом с набором качеств, которыми хотела бы обладать Имоджин, — она была строгой, но справедливой, требовательной, но готовой выслушать собеседника, заражая его своей энергией. А больше всего она вдохновляла Имоджин тем, что нашла себе работу, которую просто обожала. «Люби то, что ты делаешь, дорогая, иначе какой, нахер, в этом смысл», — снова и снова повторяла она Имоджин.
В мраморном холле одетый в накрахмаленную форму Айзек приветствовал ее, назвав по имени. Когда она вошла в лифт, чтобы подняться на двенадцатый этаж, его губы шевельнулись, словно он хотел ей что-то сказать.
Двери лифта открылись прямо в холл квартиры Молли. Обычно тут было полно друзей, на столах стояла черная икра и клубился сигаретный дым, но сейчас в нос резанул затхлый запах, как от книги, слишком долго простоявшей на полке. Имоджин слышала, что где-то в глубине квартиры бормочет телевизор, но не могла определить, откуда именно идет звук. Ни разу за все их знакомство Имоджин не видела, чтобы Молли смотрела передачи или шоу. Примечательно, что Лулы, давней домработницы, а иногда и кухарки Молли, в холле не оказалось. Имоджин привыкла, что та всегда где-то тут, принимает пальто и шали, подает чай, кофе, а порой и успокоительное, если гость попадется слишком экзальтированный.