— Ана, я должна, — учитывая нагоняй, который, как знала Имоджин, дочери предстоит получить сегодня вечером от Алекса, и растрепанные чувства Аннабель, Имоджин решила побыть хорошим полицейским. — Да, похоже, мы с тобой сегодня обе прогуливаем. Давай используем это время по полной программе и устроим женский день? Я могу попросить Тилли, чтобы она на несколько часов взяла Джонни.
— А что мы будем делать?
— Почему бы нам не пойти в салон и не сделать прически, как подобает истинным леди?
Аннабель никогда не была вся такая девочка-девочка, но затейливые прически ей нравились. Она кивнула.
— Тогда тебе надо переодеться.
Аннабель помчалась вверх по лестнице, а Имоджин снова уставилась на мерзкие послания в мессенджере.
Закрыв «Фейсбук», она быстренько проверила свою электронную почту: шесть посланий от Евы с вопросом, где она, градус нарастает от письма к письму. Отвечать совершенно не хотелось, да только что толку в молчании? Это всего лишь заставит Еву написать еще больше писем.
«Ева, я беру отгул. Увидимся завтра на работе».
Остальная корреспонденция могла подождать до утра. Когда Имоджин отложила телефон и встала со стула, Аннабель уже сбегала по лестнице, сменив пижамку на узкие джинсы и яркий лиловый свитерок и стянув длинные темные волосы узлом на макушке.
— Знаешь, Ана, иногда люди бывают ужасны. Я бы хотела ошибаться, но некоторые из них просто злобные придурки.
Зачем ей врать дочери? Аннабель кивнула и обняла ее. Имоджин удивилась, какая дочка уже высокая.
— Ты ведь знаешь, какая ты прекрасная, зайка, правда? Просто потрясающе красивая, — проговорила Имоджин.
Аннабель скривилась:
— Тебе полагается так говорить, ты ведь моя мама.
Имоджин продолжала:
— Еще важнее то, что ты хороший человек. Ты прекрасна внутри и снаружи. Я, конечно, твоя мать, но я не вру. Я общалась с самыми знаменитыми супермоделями мира и могу объективно сказать, что самые красивые человеческие существа из всех, с кем я знакома, в точности такие же, как ты… те, кто по сути добрые и хорошие.
Аннабель засмеялась.
— Ты говоришь, как Опра.
Имоджин воздела руки и, имитируя Опру Уинфри, постаралась изобразить ее голос:
— А сейчас — по машинам!
Во всяком случае, ей до сих пор удавалось вызвать дочкин смех. Время лекций окончилось. Теперь им обеим нужно немного отвлечься.
— Давай поедем в салон, наделаем там селфи и посмотрим, кто после этого посмеет назвать нас уродками.
Поеживаясь от холода, Аннабель шаркала ногами по тротуару, стараясь не наступать на трещины и корни деревьев, которые иногда пробивались через бетон в центре старого города. Это был хороший день с мамой. Действительно замечательный. Мама очень постаралась, но никто из родителей не понимает, каково это — быть в наше время ребенком. Когда маме было столько, сколько ей, Интернет еще даже не изобрели. Все было по-другому.
Чоткая Конфетка, может, даже не из их школы. Это может быть кто угодно. Может, это Зелень Гррл, у которой такие крутые гифки, мемы, и графика четкая, и вообще. Она никогда не встречалась с Зеленью Гррл, которой тоже десять лет и которая тоже живет с родителями. Только она из Флориды, не из Нью-Йорка. Они подписаны друг на дружку, и когда Зелень Гррл в прошлом году тоже стала делать видосы про смузи, она прислала Аннабель сообщение, предлагала делиться рецептами. Но с тех пор они вроде как соперничают, и отношения стали какими-то странными.
Да и ладно.
Аннабель не хотела об этом думать. Но ведь это полный отстой, когда кто-то постит о тебе всякие гадости, которые может увидеть любой в их школе. И все потом над ней смеются. Аннабель подумывала отфрендить или заблокировать Чоткую Конфетку, но ведь куда хуже не знать, что говорят о тебе люди.
А хуже всего, когда они говорят то, о чем ты, типа, и сама уже начинаешь догадываться. Она чувствовала себя толстоватой. Все в ее семье — и мама, и папа, и Джонни — тонкие, как подсохшая руккола. Когда Аннабель была маленькой и у нее было еще больше щенячьего жирка, чем сейчас, она думала, что появилась прямо из животика своей бабушки, Мамы Маретти, женщины, которая влюблялась в каждую лазанью, которую встречала на своем жизненном пути.
Аннабель никогда не считала себя красивой, поэтому как-то странно было слышать, когда мама со своим неизменным британским акцентом называла ее прекрасной. У нее выходило «пере-крас-ная», и это вовсе не было правдой. Ее глаза слишком широко расставлены, а нос слишком тонкий. Волосы вообще делают, что хотят, совсем не считаясь с желаниями Аннабель, и вдобавок на подбородке недавно выскочила целая куча прыщей.