Дешёвый сезон

Если она испугалась такого безобидного старика, думала Мэри, что бы она стала делать, столкнувшись с настоящей опасностью? Когда ищешь приключения, всякое бывает. Потрясающим романом, в ее возрасте, это не назовешь. Чарли был полностью прав, доверяя ей (к сожалению, это уже доказано), как и она могла не сомневаться в нем. Сейчас, учитывая разницу во времени, он закончил работу в музее и, наверно, собирается домой, или, если, судя по Закланию Агнцев, сегодня — воскресенье, он, скорей всего, сидит в своей комнате и пишет ей письмо. Если день его проходил удачно и он был доволен своей работой, он напоминал ей рекламу нового крема для бритья: он просто светился... ее это раздражало, все равно, что жить с нимбом. Даже тембр его голоса менялся, и он, бывало, называл ее «старухой» и снисходительно, по-отечески, похлопывал ее по попке. Он ей больше нравился, когда переживал неудачи, только временные неудачи, конечно, провал идеи, оказавшейся несостоятельной; когда он, как ребенок, расстраивался от того, что вечеринка прошла не так, как он ожидал; но не такие

неудачи, которые постигли старика — брошенные останки корабля, разбитого о скалу и прикованного к ней раз и навсегда.

Ей было стыдно. Ну что ей стоило провести полчасика в обществе старика? Какую такую опасность мог он представлять? Едва ли он посягнул бы на нее; старый разбитый корабль, скорее, оторвался бы от скалы и бросился в море на поиски Острова Счастья. Она представила, как он сидит один за полупустой бутылкой бербона, стараясь забыться; а может, он заканчивал грубое, шантажирующее письмо своему брату? Ну и историю она однажды расскажет, подумала Мэри с отвращением к себе, снимая платье: вечер с вымогателем и «пиратом».

Только одно она могла для него сделать: дать ему свой пузырек с таблетками. Надев халат, снова вышла в коридор. Комната за комнатой, и вот уже дверь 63. Мэри постучала и услышала его голос: старик разрешал ей войти. Она открыла дверь и в свете лампы, горящей рядом с кроватью, увидела его. Старик сидел на краю кровати в мягкой хлопчатобумажной пижаме с широкими розовато-лиловыми полосками.

— Я принесла вам... — начала было она, но замолчала от изумления: он плакал. Глаза его покраснели, а на щеках в вечернем полумраке блестели слезы. Только один раз до этого она видела, как плакал мужчина — Чарли, когда университетское издательство высказалось против его первого тома литературных эссе.

— Я думал, это горничная, — сказал он. — Я ее вызывал.

— Что вы хотели?

— Я думал, может, она выпьет стаканчик бербона.

— Неужели вы так хотите?.. Я выпью, — бутылка все еще стояла на туалетном столике, где они ее оставили, и два стакана — она узнала свой стакан по следам губной помады.

— Вот ваш стакан, — сказала она. — Выпейте. После этого вы заснете.

— Я не алкоголик, — ответил он.

— Конечно, нет.

Она сёла кровать рядом с ним и взяла его руку. Рука была сухая и потрескавшаяся, и ей захотелось, счистить с нее кожные чешуйки, но тут она вспомнила, что делала это для Чарли.

— Я хотел, чтобы кто-нибудь побыл со мной, — сказал он.

— Я здесь.

— Лампу у двери лучше бы выключить, а то еще горничная может прийти.

— Она никогда не узнает, что потеряла «на пути Старого Скорохода»⁹.

Она подошла к двери, выключила свет и вернулась; он лежал, прислонившись спиной к подушкам и странно согнувшись, и она снова подумала о разбитом корабле, останки которого покоятся на скалах. Она попробовала поднять его ноги и положить их на кровать, но это было все равно, что поднять два тяжелых камня со дна каменоломни.

Лягте, сказала она, — так вы никогда не заснете. А что вы делаете в Кюрасао, когда с вами никого нет рядом?

— Я обхожусь.

Вы уже выпили бёрбон? Давайте-ка я выключу свет.

— Мне не стоит перед вами притворяться.

— Притворяться?

— Я боюсь темноты.

Она подумала: «Однажды я улыбнусь, вспоминая, кого я боялась».

— Вас что, навещают те старые пираты, с которыми вы сражались?

— Я совершал скверные поступки в свое время... Впрочем, ничего преступного, — объяснил он, как будто оправдываясь.

— Если вы выпьете одну мою таблетку...

— Вы не уйдете — нет еще?

— Нет, нет. Я останусь, пока вы не уснете.

— Я столько дней хотел поговорить с вами.

— Я рада, что вы решились.

— Вы не поверите, но у меня духа не хватало.

Если бы она закрыла глаза, то могло бы показаться, что это говорил совсем юный мальчик.

— Я никогда не встречал таких людей.

— Разве таких, как я, нет в Кюрасао?

— Нет.

— Вы таблетку еще не выпили?

— Я боюсь не проснуться.

— У вас наутро много дел?

Я хотел сказать — никогда. — Он вытянул руку и дотронулся до ее колена, без желания, словно искал, нуждался в поддержке другого человека.

— Я расскажу вам, в чем дело. Вы — незнакомка, поэтому я могу вам рассказать. Я боюсь умереть, один, в темноте.

— Вы больны?

— Я не знаю. Я не хожу к врачам. Я их не люблю.

— Так почему же вы думаете?..

— Мне за семьдесят. Библейский возраст. Теперь это может случиться в любой день.

Лет до ста вы доживете, — заявила она со странной убежденностью.

— Тогда мне придется жить с этим страхом чертовски долго. — Вы из-за этого плакали?