Десять дней до конца света

Стена пыли и обломков всё плотнее. Ветер крепчает. Теперь Валентин видит, что эти двое на холме не одни, еще пять-десять человек стоят в двадцати метрах от них, тесно прижавшись друг к другу, с застывшим в глазах выражением неподдельного ужаса. Камера движется, показывая то быстро приближающиеся взрывы, то лица, мокрые от слез.

Вдруг девушка кричит. Телефон выскальзывает из ее рук и улетает. Валентин угадывает движение, попытку его подхватить, но рука молодого человека тотчас пресекает его, привлекая подругу к себе, следует еще пара кадров полегшей от ветра травы, и ролик обрывается, экран чернеет.

В комментариях сыплются «RIP»[5].

С комом в горле Валентин возвращается на стартовую страницу. Прокручивает картинки, кликает на лицо девочки-подростка с фиолетовыми волосами. Она сидит на заднем сиденье машины, где-то на шоссе в пробке, освещенная желтым сиянием фар в ночи. Девочка говорит… по-чешски? По-венгерски? Валентин не понимает ни слова. Она улыбается. Широкой лучезарной улыбкой. Сознает ли она, что на другом конце света умирают люди? Девочка берет гитару, перебирает струны, бросая зазывные взгляды в объектив. Телефон, должно быть, держит ее брат – или сестра – справа на сиденье, и она делает ему знак подвинуться, чтобы снять ее анфас. Несколько ученических аккордов, потом, устремив взгляд своих светлых глаз через экран прямо в глаза Валентина, она начинает петь. У нее низкий, чуть хрипловатый чувственный голос. Валентин не знает этой песни и слов не понимает. Но это не важно. Она поет, он слушает. Он как будто с ней, там, в ночи, в пробке. На короткое время припева он ушел от себя. Он улыбается.

– Почему столько сирен? – спрашивает мать.

Оторваться от видео мучительно. Валентин оборачивается. Мать стоит, сжимая на груди халат.

– Авария на перекрестке, – лжет он. – Грузовик столкнулся с автобусом.

– Это ужасно.

– Да.

– Что ты смотришь?

Уже много дней ей было всё равно, что он делает. Она подходит ближе, склоняется через его плечо.

– Девочка поет, – отвечает он.

– Твоя подружка?

– Нет. Я ее не знаю.

– У нее фиолетовые волосы…

– Красиво, правда?

– В некотором роде.

Валентин накрывает ладонью руку матери, и она улыбается ему. Теперь, когда благодаря видео он представляет себе взрывы, ему легче допустить, что, если их скорость останется постоянной, меньше чем через десять дней они поразят Париж. Он сжимает руку матери. Меньше десяти дней им осталось провести вместе. Будут ли это хорошие десять дней? Больше ему ничего не нужно. Только десять дней с матерью, чтобы она не уходила в себя, где ему до нее не достучаться.

– Наверно, неслабая авария, – замечает она, когда свет новой мигалки озаряет гостиную.

9

Ч – 227

– Я завтра утром уезжаю к моим, – говорит Раф.

Лили-Анн кивает. Семья ее соседа живет в Лотарингии. Он отправляется навстречу взрывам.

– А Марен? – спрашивает она, удивившись, что Раф не упомянул своего бойфренда.

– Он едет к своим на юг.

Лили-Анн снова кивает. Сколько хрупких пар вот так разбилось сейчас? Сколько решений принято в долю секунды: умереть я хочу с ними – с ним – с ней?

Как будто читая ее мысли, Раф обнимает ее за плечи и прижимает к себе.

– Лучше уезжай из Парижа, пока еще не поздно, Лили… Если твои родители не вернутся…

– Может быть, они уже в самолете.

– Надеюсь. Но обещай мне, что, если их не будет пару дней, ты поедешь к сестре, в родительский дом.

Лили-Анн не отвечает, только склоняет голову к голове Рафа. Она не хочет ничего обещать. Ей сейчас не удается даже ясно мыслить.

Уже просачивается в окна тусклый рассвет. Раф мягко высвобождает руку, приложившись поцелуем к щеке Лили-Анн; свой компьютер он оставляет на журнальном столике. Бросает вещи в рюкзак. Она смотрит на него, не говоря ни слова. Через несколько минут он останавливается возле нее и, положив рюкзак у ног, смотрит на нее оценивающим взглядом.

– Вставай, – тихо приказывает он. – Если ты не встанешь сейчас, не встанешь больше никогда.

Она протестующе хмурится и, глубоко вдохнув, встает перед ним во весь рост. Затекшее после тревожной ночи тело плохо слушается, и она едва не падает обратно на диван. Раф успевает подхватить ее, привлекает к себе.

– Постарайся выжить, – шепчет Лили-Анн, борясь с подступающими слезами.

– Ты тоже, моя красавица… Найдите блокгауз, чтобы укрыться, на побережье их полно. И встретимся через две недели.

Такой исход представляется столь маловероятным, что у Лили-Анн вырывается нервный взвизг, полусмех, полурыдание.

Раф последний раз целует ее в челку, закидывает на плечо рюкзак и уходит. Лили-Анн не оборачивается. Слушает знакомый щелчок открывшейся и вновь закрывшейся двери. Он звучит как финальная точка в романе.