Лора плывет вдоль корпуса до тяжелой открытой двери вровень с песком и ныряет туда, Нинон и Марк следом. Браим плывет за ними, надеясь, что, если взрывы опрокинут субмарину и здесь будет не выйти, этот выход не единственный.
Они оказываются в узком коридоре. Жизнь здесь кишит так же, как снаружи. Браим включает фонарь и прижимается с Нинон к стене коридора прямо напротив двери.
Они пришли раньше, чем рассчитывали, осталось ждать еще десять минут, прежде чем взрывы доберутся до них. Но остальных пока нет.
Лора проверяет, с какой скоростью они расходуют воздух из баллонов. Она довольна Браимом и делает знак Марку дышать размереннее, показывая ему, когда вдохнуть и выдохнуть. Браим подстраивается под их ритм. Он чувствует, как медленнее бьется сердце, хотя тревога по-прежнему гложет его.
Куда они подевались?
Где Беатрис?
Он хочет сосредоточиться на ней, как будто сила его мысли может привести ее к нему. Но перед глазами встают другие лица. Кузены.
Сестры и племянники. Макс Шарпантье. Гвенаэль и Сара. Добрались ли уже взрывы до его родины? До переполненных дорог? До большого пляжа? Как те, что делили с ним жизнь, всегда или в эти десять дней, проживают свои последние минуты? Удалось ли кому-нибудь найти надежное убежище?
А он?
Он сам в убежище?
Лора делает им знак не двигаться и выглядывает из двери субмарины, водя во все стороны двумя фонарями.
105
Ч – 20 мин.
На пляже Макс перестал играть.
Гвенаэль вышел из грота, чтобы пригласить его присоединиться к ним, пока не пришли взрывы, и вдруг видит голову старика в волнах. Виолончель плавает рядом с ним, точно причудливой формы лодка. Валы яростно обрушиваются на них, бросая во все стороны. Но Макс держится, увлекая свой инструмент всё дальше в море.
Вскоре Гвенаэль видит только виолончель, полный воды корпус наполовину затонул. Ему думается, что старик собирался это сделать с самого начала. Соединиться с Еленой, матерью Марины, – или как бы их ни звали в жизни, – в море, которое отняло ее у него двадцать лет назад.
– Счастливого пути, – шепчет он ветру. – Желаю тебе встречи с ними.
Чудовищный грохот нарастает за его спиной, как будто тысячи великанов бегут с вершины утеса прямо к бездне.
– Гвен!
Он возвращается, находит Сару у входа в грот и спешит вместе с ней внутрь. Они прячутся под столешницу большого деревянного стола, который с трудом спустили по лестнице. Сара настояла на том, чтобы взять с собой дрон и пульт управления. AEVE завис в стационарном полете над домом на вершине утеса. Стена взрывов хорошо видна на экране планшета. Гвенаэль садится позади Сары и обнимает ее. Он не хочет смотреть на экран. Сара же не сводит с него глаз.
– Мои родители, – говорит он, – как ты думаешь, что они делали, когда пришли взрывы?
– Наверно, думали о тебе.
– Я ведь люблю их.
– Я знаю.
Он никогда им этого не говорил. Эти слова он научился произносить только с Сарой.
– Я уверена, что они тоже это знали, – добавляет она.
Рядом с ними подрагивает банка с Лоумом. Как ни странно, рыбка не двигается, застыв посреди своего водяного пузыря. Гвенаэль не мог бы остаться неподвижным, даже если бы захотел. Всё ходит ходуном с такой силой, что его тело словно под наркозом. Сара пытается что-то сказать, но грохот слишком оглушителен. Они смотрят друг на друга, стараясь не обращать внимания ни на куски скалы, которые отваливаются от потолка и катятся по гроту, ни на вездесущую пыль. Но это становится выше их сил, когда о стол разбивается глыба. Столешница трескается. Добрались ли уже взрывы до пляжа? Или это лишь предвестники?
Трудно сказать изнутри.
Он смотрит на планшет и понимает, что стена пока не докатилась до них.
Грохот еще нарастает, сила его уже запредельна. Гвенаэль зажимает руками уши Сары. Его собственные уши пронзает острая боль. Он не удивится, если они кровоточат, но проверить не может.
Внезапно им кажется, что на них обрушился весь утес, закупорив вход в пещеру. Картинка на планшете расплывается. Столешница раскалывается пополам, оставив им лишь ненадежное убежище.
Долго оно не продержится.
106