То же касается и перспектив высокотехнологичных отраслей машиностроительного сектора, прежде всего автомобиле-, а отчасти и авиастроения. Выпуск собственных разработок на базе завершенного комплекса производств частью прекращен, частью сохраняется на штучно-игрушечном уровне, а в тех немногочисленных случаях, когда он сохранился и даже вырос (традиционные модели “АвтоВАЗа”), по сути он представляет собой эксплуатацию последних заделов, созданных в прошлые периоды, и исчерпание этих заделов — вопрос не столь уж далекого будущего. Реально же будущее тех же автозаводов лежит в плоскости организации сборки ориентированных на внутренний рынок моделей с массовым использованием импортных комплектующих. Это, в свою очередь, предполагает лишение работы многочисленных смежников, в том числе моторостроительные заводы. Заменяется на импорт и “начинка” продукции авиастроения, коммуникационного оборудования и некоторых других сложных видов продукции, на которые делает своего рода “ставку” правительственная промышленная политика (в той мере, в которой, естественно, последняя существует). В результате всего этого надежды на цепную реакцию роста производства и спроса в различных отраслях машиностроения лишены оснований.
В-третьих, отсутствуют признаки оздоровления среды отношений между предприятиями. Рост всех видов задолженности предприятий продолжается и составил за 1997 г. около 40 %. Сумма просроченной кредиторской задолженности на 1 ноября 1997 г. составила 745 трлн руб. Главное — нет никаких механизмов, которые бы эффективно противодействовали росту задолженности на микроуровне, поскольку система принудительного списания поступлений от реализации в счет погашения задолженности бюджету ведет к тому, что сами поставщики продукции оказываются незаинтересованными в легальной оплате своей собственной продукции. Единственным практическим решением этой проблемы могло бы стать болееили менее полное и всеобъемлющее урегулирование отношений предприятий с бюджетом с применением в последующем исчерпывающих санкций по отношению к неплательщикам. Однако в этом отношении правительство пока не делает никаких шагов, предпочитая путь “политических переговоров” с отдельными предприятиями — крупнейшими неплательщиками (они же являются, как правило, и крупнейшими налогоплательщиками) об индивидуальных схемах реструктуризации задолженности и разовых платежах в бюджет на чисто политической основе.
Более того, без какого-то рода реструктуризации и частичного списания или обесценения большей части задолженности ее погашение для большинства предприятий представляется делом вообще нереальным, что уничтожает стимулы к каким-либо самостоятельным усилиям в этом направлении.
Незаинтересованность промышленных предприятий в прямой и легальной оплате ведет к преобладающей роли бартера, расчетов неликвидными векселями и/или теневой оплате (платежи подконтрольным продавцу мелким фирмам, созданным специально для ухода от налогообложения и всякого рода обязательных платежей). Откровенный и закамуфлированный (расчет неликвидными ценными бумагами) бартер, роль которого в конце 1993 г. была минимальной, со снижением инфляции не просто не уменьшил своей роли, но и увеличил ее до 70 — 80 % объемов реализации продукции чисто российских предприятий.
В этих условиях утверждения об экономическом росте могут означать фактически рост долговой и бартерной экономики; экономики, базирующейся на теневом присвоении доходов, низкой производительности и проедании ресурсов и основных фондов.
Вообще говоря, регулярные невыплаты зарплаты, очень значительные неплатежи, постоянное расширение бартера и вексельного обращения позволяют говорить о том, что все это с точки зрения рыночной экономики представляет собой превращенные формы безработицы, масштабы которой в этом случае могут быть оценены как кратные по отношению к официальным данным.
В-четвертых, налоговые отношения также остаются неурегулированными.
Налоговая система остается неэффективной как с точки зрения гарантий собираемости налогов, так и с точки зрения созданий стимулов для честного и социально значимого бизнеса. С одной стороны, государство по-прежнему не в состоянии охватить не коррумпированным контролем низовой уровень бизнеса — мелкие и средние предприятия — и, соответственно, делает упор на обложение крупных производителей в реальном секторе, в результате чего оптовые цены, особенно на подакцизные товары, оказываются существенно выше импортных аналогов. Результатом являются повышенная рентабельность работы с импортом, а контрабандным — особенно. Так, в Москве только официально ввозимый импортный бензин составляет уже более 20 % объема реализации нефтепродуктов, падает потребление водки из неконтрабандного спирта и т. д.