Десять лет в изгнании

Работая над воспоминаниями, она слабо верила в возможность их издания даже в самом отдаленном будущем. Вся Европа в то время находилась под игом Наполеона, и ни один независимый голос не мог в ней прозвучать: на континенте свободной прессы не существовало, а книги, напечатанные в Англии, пересекали границу лишь в самых редких случаях. Поэтому матушка желала не столько сочинить книгу, сколько доверить бумаге свои воспоминания и мысли. Рассказы об обстоятельствах своей частной жизни она перемежала с раздумьями о состоянии Франции под властью Бонапарта и ходе политических событий. Я уже сказал, что обнародование такого сочинения явилось бы в ту пору проявлением неслыханной смелости, но этого мало: сама работа над ним требовала разом большого мужества и большой осторожности, особенно если автор находился в том положении, в каком пребывала матушка. Она твердо знала, что за всеми ее действиями наблюдает полиция: префект, сменивший в Женеве г-на де Баранта, утверждал, что ему известно все происходящее в ее доме, и малейшего предлога было бы достаточно, чтобы власти арестовали ее бумаги.[121] Итак, ей следовало держаться в высшей степени осмотрительно: поэтому, сочинив несколько страниц, она отдавала их одной из самых верных своих подруг, а та переписывала текст, заменяя все имена собственные другими, извлеченными из истории английской революции. Именно эту замаскированную рукопись матушка взяла с собой в 1812 году, когда наконец решилась бежать, дабы спастись от все ужесточавшихся гонений.

Проехав через Россию и едва избежав встречи с французскими войсками, наступавшими на Москву, матушка добралась до Швеции и там занялась отделкой первой части своих воспоминаний, доведенных ею, как я уже сказал, до 1804 года. Однако вместо того чтобы продолжать рассказ в хронологическом порядке, она решила описать по свежим следам примечательные обстоятельства своего бегства и те преследования, которые ее к этому бегству вынудили. Итак, она перешла от 1804 года к году 1810-му, когда была запрещена ее книга «О Германии», и довела рассказ до своего приезда в Стокгольм в 1812 году, чем и объясняется название «Десять лет в изгнании». Все сказанное объясняет, отчего матушка говорит об императоре то как о человеке, под властью которого она обречена томиться, то как о человеке, из-под власти которого ей удалось бежать.

Между тем, начав работу над книгой о Французской революции, она извлекла из первой части «Десяти лет в изгнании» исторические фрагменты и общие рассуждения, согласующиеся с замыслом нового сочинения, частные же подробности оставила в воспоминаниях, к которым рассчитывала возвратиться позже; она льстила себя надеждой, что к этому времени сможет, не боясь повредить друзьям, сохранившим ей верность в несчастье, назвать их всех по имени.

Таким образом, рукопись, которую мне предстояло подготовить к изданию, состояла из двух различных частей: одна представляла меньше интереса, поскольку многие ее эпизоды уже были напечатаны в составе «Размышлений о Французской революции»; другая содержала своего рода дневник, совершенно неизвестный публике. Я исполнил волю матушки, исключив из первой части рукописи все фрагменты, которые с незначительными изменениями уже были обнародованы в книге о Революции. Этим и ограничилось мое вмешательство; я не позволил себе прибавить к написанному матушкой ни единой строчки.

Что же касается второй части, я выдаю ее в свет без каких бы то ни было изменений; лишь в некоторых местах я позволил себе исправить стиль — да и то самую малость: ведь мне казалось чрезвычайно важным сохранить первоначальную живость этих набросков. О том, как почтительно обошелся я с рукописью матушки, можно судить по страницам, посвященным политической роли России; впрочем, душам возвышенным чужда неблагодарность; вдобавок не следует забывать, что в ту пору российский государь отстаивал независимость и свободу. Кто мог предвидеть, что пройдет всего несколько лет — и огромные силы этой империи будут использованы для угнетения несчастной Европы?[122]

Сравнивая «Десять лет в изгнании» с «Размышлениями о Французской революции», можно заметить, что в первом из этих сочинений автор судит Наполеона и его правление более строго, чем во втором, и что к красноречивым нападкам на императора зачастую примешивается досада. Различие это объяснить не трудно: второе из этих сочинений написано после падения деспота, спокойным и беспристрастным пером историка; первое же вдохновлено отважным стремлением противостоять тирании; когда матушка работала над ним, император находился на вершине власти.