Десять ли персиковых цветков

– Думаю, в молодости Мо Юань выглядел точно как ты. Прошло тридцать тысячелетий со дня его исчезновения, и для любого другого небожителя это означало бы несомненную смерть, но Мо Юань никогда не был обыкновенным небожителем. Кто знает, вдруг ему удалось удержать на этом свете все осколки своих душ хунь и по. За минувшие двадцать тысяч лет он мог восстановить их, что дало ему возможность воплотиться в чреве твоей матушки.

Иными словами, Небесный владыка намекал, что Е Хуа, быть может, перерождение Мо Юаня. Это было бы и удивительно, и маловероятно. Удивительно потому, что во всех исторических записях Девяти небесных сфер говорилось: после подавления мятежа клана Темных высший бог Мо Юань вернулся с учениками на гору и удалился в затворничество. Однако правда была в том, что отважный бог погиб в бою. Маловероятным же перерождение Мо Юаня делало то, что имена богов отсутствовали в списках загробного мира. Какое уж тут может быть перерождение?

По правде говоря, мало кто верил, что Е Хуа – перерождение Мо Юаня. Перерождение бессмертного есть нарушение законов трех миров и распределения пяти элементов[145]. Однако в Небесном дворце всегда хватало стариков-небожителей, которым доставляло удовольствие сравнивать его с Мо Юанем. Е Хуа был молод и полон сил. Если не считать множества трудностей, которые он вкусил за годы обучения, его путь можно было бы назвать успешным. Поэтому замечания стариков, что Е Хуа не так хорош, как Мо Юань в его годы, задевали за живое. Принц стал слушать уроки господина Цы Хана и Верховного небожителя Юань Ши в два раза прилежнее.

Дело приближалось к его двадцатому тысячелетию. Будды Чистых пределов на западе устраивали очередное собрание, и он отправился на него с господином Цы Ханаом. Три дня на горе Линшань он спорил с Буддой Исцеления[146] и Буддой Трех Времен[147] о даосских воззрениях на буддизм, снискав своим красноречием горячую похвалу обоих древних Будд, молва о которой быстро разошлась по Небесам.

Небесный владыка был очень доволен.

– Сан Цзи в твоем возрасте считался сметливым юношей, но он не был и вполовину так хорош, как ты. На сей раз я обязан тебя наградить. Чего ты желаешь?

Е Хуа не выказал никакой радости, выслушав похвалу, только ниже склонил голову и ответил:

– Я бы хотел увидеть матушку.

Небесный владыка помрачнел и холодно отчеканил:

– Любящая мать портит дитя. Ты унаследуешь мой трон, и твоя мать не сможет подготовить тебя к этой ноше должным образом. Под ее присмотром ты вырастешь нерешительным и безвольным. Я запретил вам видеться ради твоего же блага.

Е Хуа поднял взгляд, посмотрел на деда, потом вновь склонил голову:

– Мое единственное желание – увидеть матушку.

Небесный владыка пришел в ярость.

– Если хочешь, чтобы я разрешил тебе с ней встретиться, вознесись как высший бессмертный до своего двадцатого тысячелетия!

Это воистину могло стать препятствием: в четырех морях и восьми пустошах не было ни одного бессмертного, который смог бы вознестись в качестве высшего до достижения двадцати тысяч лет. Даже почитаемый на Небесах высший бог Мо Юань впервые вознесся в свои двадцать пять тысяч лет. После Мо Юаня прошли десятки тысяч лет, прежде чем появился Сан Цзи, который смог пройти Небесное испытание и вознестись в возрасте тридцати тысяч лет.

До наступления двадцатого тысячелетия Е Хуа оставалось всего около четырех лет. Узнав о его намерении, Верховный небожитель Юань Ши только многозначительно усмехнулся. Отец пытался отговорить Е Хуа:

– У твоей матушки все хорошо, тебе ни к чему беспокоиться. Небесный владыка очень к тебе благосклонен, тебе должно повиноваться его воле. Зачем гневишь его своей непокорностью?

Выслушав эти слова, Е Хуа слегка изменился в лице, про себя подивившись, что ему достался такой слабовольный отец. Но печали он не испытал. Обучение, которое он проходил с раннего детства по воле Небесного владыки, с самого начала было направлено на то, чтобы вытравить любые привязанности, освободить его сердце от страстей, с тем чтобы, когда он займет престол, встав над четырьмя морями и восемью пустошами, он не убоялся одиночества, уготованного каждому Небесному владыке.

Он хотел увидеть матушку вовсе не потому, что в детстве она была единственной, кто его жалел. Детство осталось далеко в прошлом – так далеко, что он его почти не помнил, а вместе с ним позабыл и лицо матушки. В конце концов, тогда ему было всего девять лет. Он помнил лишь одно: он не сирота! У него есть матушка, и он должен знать, как она выглядит.

Его отец больше не подсылал к нему Су Цзинь каждый день. Спустя двадцать тысяч лет принцесса Чжаожэнь в глазах Е Хуа окончательно сравнялась с сушилкой для кистей. Ему решительно не было никакой разницы, есть она в поле его зрения или нет.