Ага, прямо-таки идиллия: Он, Она и… Она. Классический любовный треугольник, как непременно сказал бы Кирилл Рыбалко, иронизируя то ли над нею, то ли над самим собой. Похоже, в её треугольнике тоже победит хорошая девочка. А как иначе…
На Марка она смотреть боялась. Перевела взгляд на хорошую девочку… Полина стояла, побледнев до пепельного оттенка и закусив губу, неумело и отчаянно пытаясь справиться с охватившими её эмоциями. Ресницы её едва заметно подрагивали.
— Извините, Илона Эдуардовна, — наконец, выговорила она, неловко попятившись. На щёки медленно-медленно возвращались нежные краски юности. — Я совсем забыла. Мне нужно срочно бежать… я не могу сейчас… Простите! — и, развернувшись, торопливо бросилась прочь, действительно практически бегом.
Илона закрыла за нею дверь, помедлила несколько мгновений, собираясь с духом, как перед прыжком с моста, и вернулась в комнату.
Марк стоял на прежнем месте. Лицо его было застывшим, словно маска. Уж хоть бы орал, кричал на неё, что ли… Да лучше бы даже пощёчину влепил, чем вот так казнить своим холодным, вежливо-отстранённым молчанием.
Илона поняла, что избежать откровенного разговора невозможно. И пусть слова эти убьют её, но они будут, чёрт возьми, непременно будут сказаны прямо сейчас!
— Марк, по-моему, пришло время определиться и сделать, наконец, окончательный выбор, — выдохнула она, глядя в его серьёзные глаза. — Не надо меня щадить, пожалуйста, я приму любое твоё решение, я ко всему готова. Просто ответь — она или я?..
Он взглянул на неё с искренним мучением, боясь причинить ей ещё больше боли. Даже убивая — он жалел её, всё медлил, всё не решался нарушить своё молчание беспощадным ответом. И эту жалость так легко, так заманчиво было принять за любовь, что сердце в который раз дрогнуло, поддаваясь. Так сладко тешить себя иллюзиями, принимая одно — за другое. Так похоже, так близко… но не то. Хватит! Достаточно она обманывала себя и мучила их обоих.
— Ты любишь меня? — спросила она у него в первый и последний раз в жизни, решительно отвергая жалость. И тут же, струсив, не давая паузе затянуться, добавила:
— А её?
— Люблю, — ответил он тихо, но твёрдо.
Илона быстро отвернулась, села на диван. Она не поверила бы другому ответу, но… за что, за что? Чтобы справиться с леденящим холодом внутри, с лихорадочной дрожью, она изо всех сил сжала ладони, задержала дыхание.
— Ты говорил ей об этом?
— Нет. Но она знает.
— Теперь она тебе не поверит, — через силу усмехнулась она. — И всё-таки спасибо, что выдержал моё бестактное обращение “милый” и не стал устраивать сцену… А особенно — за то, что не побежал за ней и не поставил меня в неловкое положение. Мужчины редко бывают так жалостливы…
— Илона! — протестующе выдохнул он. Она не видела его лица, поскольку всё ещё сидела к нему спиной, но ощущала, что он сейчас на неё смотрит. Смотрит, жалеет, сам страдает, быть может… но не любит. Не любит. Не лю-бит.
— Подожди, Марк. Сейчас всё кончится, кончится, наконец, моё унижение, — заговорила она быстро и сбивчиво. — Сколько мы были в отношениях? С сентября? Десять долгих месяцев нелюбви, десять месяцев стыда… Ты никогда не любил меня, я это знала сразу, понимала, но почему-то терпела. Надеялась — полюбишь… Сейчас мне легче, поверь. Давно уже надо было тебе сказать…
Губы у неё болели от вымученной улыбки, а глаза были полны слёз. Он сел на диван с ней рядом, сцепил руки в замок. Бывает трудно покончить с прошлым, но покончить с настоящим — безжалостная, бесчеловечная расправа с самим собой…
— Это мне давно надо было сказать. Не доводить до таких крайностей… Но я ведь тоже надеялся — может быть, и правда… получится полюбить. Ты замечательная, прекрасная во всех отношениях женщина. Вы похожи. Вы похожи с ней так, что аж страшно. И если бы можно было выбирать рассудком, у меня не было бы ни секунды сомнений, что это должна быть ты.
— Однако выбирают не рассудком… — докончила она за него. — А сейчас уйди, Марк, прошу тебя… Мне надо побыть одной. Ты за меня не беспокойся, пожалуйста. Я буду жить, я теперь очень хорошо буду жить…
Сколько бы ни продолжался такой разговор, финал неизбежен: Марк всё равно уйдёт. Даже если у человека очень мягкий характер, после такого разговора он обязательно навсегда уходит. Он уступил тому огню, который сжигал его столько времени. А уж кому не знать, как ни ей — какой бывает огонь.
А теперь… теперь надо просто вытерпеть.
Глава 18
Полина
Уехать, поскорее уехать отсюда… Может быть, дома ей станет легче.
Она бы и прямо сейчас уехала, хоть на попутках, да придётся объяснять папе и тёте Насте, почему глаза красные. Нужно подождать, пока душа будет не такая заплаканная…